Письмо Россетти

Филипс Кристи

Сильвио поднял глаза на Бату, тот шагнул из тени. Все же поразительные у него глаза, подумал сенатор. По-азиатски узкие, раскосые, а радужные оболочки блекло-голубые.

– Ну? – спросил мастер своего ученика. – Что скажешь? Как он тебе показался?

– Держится уверенно. Он вас не боится.

– Пока, возможно, еще нет. Но скоро будет бояться. – Сильвио поднялся. Подошел к столу, взял бутылку с вином, плеснул себе в высокий бокал. – О планах Оссуны он знает, это точно. Но он не знал, что кузен его является шпионом… А стало быть, полного согласия между ним и Оссуной не существует. Это может сработать нам на пользу.

– Почему вы позволили ему уйти? Почему не арестовали за преступления, в которых сознался де

ла Эспарса?

– Посол был прав, говоря, что любой направленный против него шаг – это шаг против Испании. Между нашими странами существует договор, ни та ни другая стороны не склонны соблюдать каждую его букву. Но любое открытое действие против Испании повлечет вторжение ее войск на нашу территорию. Нет, мы не можем открыто действовать против посла. Чтобы передать его и Оссуну в руки правосудия, нужны твердые доказательства заговора. Что, кстати, вовсе не мешает нам действовать против него тайно. Сделать так, чтобы его жизнь в Венеции уже не казалась ему столь легкой и приятной. Чтобы этот тип раз и навсегда понял: Венеция – место очень опасное.

СОЛНЦЕ

21января 1618 года

Нет, вещи следует называть своими именами. И это явное безумие, иначе не скажешь. То, что Антонио увидел в Венеции во время карнавала, через два дня после возвращения, убедило его, что каждым местным жителем овладело полное сумасшествие. Маски скрывали лица и сущность людей, причем всех до единого – от самого ничтожного слуги до истинного аристократа; повсюду гремела музыка и царило веселье. Балы и комедии, гонки на гондолах, кулачные бои и схватки по толканию бревен, ловля гусей и прочие забавы. Это трехмесячное празднование привлекало людей из самых отдаленных уголков мира, какое разнообразие костюмов, обычаев, лиц, цветов кожи. Он никогда прежде невидел ничего подобного, даже в Сицилии. Весь город, словно по мановению волшебной палочки, превратился в огромный базар под открытым небом. На каждом углу какие-то шарлатаны предлагали свои “чудодейственные” снадобья на дюжине разных языков; на всех площадях можно было отыскать продавцов бус, кружев и стекла; самая разнообразная еда продавалась с прилавков и тележек, которые уличные торговцы толкали перед собой по улицам.

– Ну разве не потрясающе? – заметила Алессандра.

Они стояли рядом, у подножия ступеней, ведущих в кампанилу на площади Сан-Марко.

Потрясающе – это еще слабо сказано, подумал Антонио. Площадь выглядела так, словно в мгновение ока ее заполонили толпы придурков. Здесь было полным-полно зазывал икривляк в масках, кукольников, марионеток, музыкантов, попрошаек, игроков и шулеров всех мастей, предсказателей судьбы, на столиках у них стояли шары, глобусы, лежали толстые тома по магии и астрологии. Он видел, как один из таких “провидцев” взял длинную тонкую трубку, поднес ее к губам и начал нашептывать что-то на ухо любопытному толстяку монаху.

– Ответ не обязателен, я вижу, вы поражены, – заметила Алессандра.

– Настолько же, насколько поразились вы, увидев, как я подъехал к вашему дому сегодня утром?

– Ну, может, чуть меньше, – улыбнулась Алессандра.

И от нежного переливчатого ее смеха сердце так и замерло в груди Антонио. Он вовсе не собирался видеться с ней снова, но едва успел закончить со всеми поручениями, как оказался у дверей ее дома. Глядя на Алессандру, он вспоминал, как часто думал о ней все последнее время, как сравнивал с ней каждую увиденную женщину и в каждой находил какой-то недостаток. А когда наконец увидел Алессандру, наяву она оказалась еще прекраснее.

– А кстати, как это вы снова оказались в Венеции? – спросила она.

– Разве это имеет значение?

– Не хотите говорить?

– Да какое это имеет значение… – повторил он.

Сказать ей, что он снова прибыл сюда как посланник Оссуны, чья задача – передавать письма от герцога маркизу и обратно, нет, это казалось ниже его достоинства. И вообще, лучше уж ей не знать о том, что эти двое общаются между собой. Ведь она и в прошлый раз уже что-то заподозрила.

– Понимаю… – протянула Алессандра. –

Не буду больше спрашивать. Давайте продолжим экскурсию. Итак, вы видели Риальто и мерчерии, теперь же мы оказались в самом сердце Венеции. В этой обновленной базилике покоятся останки нашего покровителя, святого Марка, счастливо избежавшего гибели на землях мусульман. Он выбрался оттуда в корзине со свининой. Здесь покоятся также останки и других дорогих сердцу истинного христианина персон. В том числе крохотный пузырек с кровью благословенного Спасителя нашего, довольно большой фрагмент креста, на котором его распяли, часть руки святого Луки, одно из ребер святого Себастьяна. И палец, некогда принадлежавший Марии Магдалине.

– Словом, материала достаточно, чтобы создать нового святого.

– Мраморные колонны у входа на площадь были доставлены из Константинополя почти четыреста пятьдесят лет тому назад и установлены здесь под руководством инженера Николо Баратьери. За огромный вклад в дело обустройства города Баратьери было пожаловано право устанавливать игорные столы, вы видите их здесь повсюду. А вон там, чуть выше, казнят преступников… Видите, между колонн свисает петля виселицы?

– Вы просто потрясающий экскурсовод и так много знаете. Однако, прошу, не надо больше об этом.

– Виселица предназначена для обычных преступников, – игнорируя его ремарку, неумолимо продолжала Алессандра. – Но чуть выше, на холме, находится клетка для провинившихся священников. Их неделями заставляют жить на хлебе и воде. Помню, я еще девочкой была и видела здесь одного такого – посмотреть на него собирались целые толпы. Даже придумали про него песенку, люди распевали ее повсюду. “Жалоба отца Августина”. Мы с братом тоже пели эту песенку, хотя папа всякий раз страшно сердился. Ужасные, жестокие слова о том, как он худеет и тает на глазах, но мы почему-то находили все это очень смешным. А скоро появилась и еще одна, и называлась она “Жалоба женщины отца Августина”. Стала еще популярней. Помню, там были слова о том, как терзается эта женщина – из-за того, что потеряла своего любовника и то наслаждение, что он ей доставлял, – совершенно скандальная, полная непристойностей песенка. Отец строго-настрого запретил нам ее петь.

– Настоящая непристойность – это то, как Венеция обходится со своими священниками, – заметил Антонио. Он явно ее поддразнивал. – Когда уеду отсюда, отправлюсь прямиком в Рим и обращусь там к Папе с просьбой снова отлучить республику от церкви.

– Очередное отлучение? Но Большой совет просто проигнорирует это решение, как делал и прежде. И прикажет священникам продолжать службы в церквах и праздновать все праздники. Известна история об одном священнике, который во время отлучения никак не мог решить, на чьей он стороне, Венеции или Рима, и кому должен подчиняться. И объявил, что не станет выполнять свои обязанности до тех пор, пока не явится Святой Дух и не вразумит его. Ну и ему сразу сообщили, что Святой Дух являлся Совету десятии вразумил их приговаривать к повешению каждого, кто осмелился выказать неповиновение.

– Что ж, это только лишний раз доказывает мою правоту. Это город каких-то безумцев. – Мимо с хохотом и дикими криками промчалась целая толпа людей в масках. – Просто сумасшедший дом.

– Хотите, уйдем отсюда?

– Да.

Взгляд Алессандры остановился на торговых рядах, где продавали еду.

– Может, тогда пообедаем на берегу лагуны?

На берегу было немного свежо, с моря тянуло прохладным ветерком, зато здесь, на маленьком островке, царили покой и тишина – приятный контраст разгулу и суете центра города. Антонио и Алессандра сидели на нагретом солнцем песке, неподалеку от того места, где мелкие волны лениво набегали на берег. Гондольер, которого с утра нанял Антонио, оставался в гондоле, задумчиво смотрел на близлежащий остров Джудекка. Гондольеры большую часть своего времени проводят в лодках, подумал Антонио. Чем жеони занимаются, когда не гребут? Словно в ответ на этот его вопрос гондольер разложил несколько подушек и улегся немного вздремнуть.