Письмо живым людям
Шрифт:
— Или не принимать.
— Ну как же можно человека не принимать?
Он только крякнул, мотнув головой. Она спросила:
— А теперь пошел бы?
— Нет.
— Помешал бы другим пойти?
— Н-нет. Эти московские мудрецы тогда…
— Остался бы в стороне?
— Чего ты хочешь от меня? — заорал Коль со злобой — но больше на себя, чем на девочку. Он потерял нить разговора. То, что для него было сутью, для нее будто вообще не существовало, она не понимала, о чем речь.
— Это ты от меня хочешь! А я делаю, что ты хочешь! Помогаю тебе! Потому что ты очень хороший! —
Несколько секунд Коль честно пытался уразуметь. Потом не выдержал — захохотал. Сима растерянно повела ладонями по щекам.
— Ой, что-то я очень умное сказала…
— Да уж, красавица. Без пол-литра не разберешь.
— Я хотела сказать, что…
— Все, хватит. Ну хватит. Дурь прет.
— Тебе кажется, — теперь она тщательно подбирала слова, пытаясь, видимо, найти математически точные определения, — что все не любят тебя так, как ты не любишь то, что считаешь в себе плохим. А на самом деле все любят тебя ровно настолько, насколько ты не любишь то, что считаешь в себе плохим. И у всех так, и ты ничем в этом смысле от нас не отличаешься. Только мы все унижены по сравнению с тобой, потому что не можем открыться тебе так, как хочется… и как надо. Ведь если не знать, что есть в человеке плохого, то никогда не узнаешь его отношения к этому плохому!
Сердцевина оказалась галиматьей. И Коль опять обессилел. Опять опустился на землю и сказал глухо, даже не глядя на Симу:
— Сядь ко мне на колени.
Ее ноги, которые он видел боковым зрением, не шевельнулись. Он поднял голову. Она стояла, жалобно остолбенев, как подстреленная на лету. Хотя подстреленные падают. А она не падала. Едва заметно, быть может сама не отдавая себе отчета в этом движении, она покачала головой. Отрицательно. Он лег и повернулся на живот, к девочке затылком, щекой на щекотной хвое. Сказал:
— Тогда улетайте.
Когда она ушла наконец, он так и не смог уснуть. Вжимался в землю с полчаса, потом встал. Розовый прилив восхода медленно накатывал на вершины деревьев.
Пошел как вчера. К горам. Дойти до гор. Уткнулся в Ржавую Топь и запрыгал по ускользающим кочкам. Где-то в тумане страшно кричала выпь, горы исчезли в душной мгле, в которую Коль гнал себя за очищением. Он безнадежно балансировал, размахивал беззащитными руками, разбрызгивая волны грязи, кочки рвались из-под ног, он шел. Трясина сипела, выстреливая очереди смрадных пузырей, кочки пропали, и Коль, не останавливаясь ни на секунду, стал, волоча ноги в тине, шагать по липкому дну, широко колыхавшемуся под ним. Шаги становились все короче, требовали все больше усилий, болото победно орало, вокруг, вереща, вились тучи растревоженного гнуса. Я спятил, подумал он, но не остановился. Его затягивало все глубже, но он помнил, как сияли над горизонтом далекие хребты, и шел, брел, полз, углом сознания ожидая, когда же придет страх, но страх
Он не успел утонуть. Из рыжей дымки вынырнул скорди; утюжа зелень брюхом, аккуратно подполз к Колю, и колпак открылся. Коль молча вцепился в борт. Скорди стал подниматься, пальцы срывались, болото не отпускало. Но Колю перестало быть все равно. Скорди замер, потом приспустился. Коль закричал: «Вы с ума сошли?!» — но тут же понял, что ему дают возможность перехватиться поудобнее. Он перехватился, и скорди еще настойчивее поволок его из сосущей, жадной грязи.
Густая поверхность болота оставила грудь, сладострастно и омерзительно проползла по животу, цепляясь за ноги, оттянулась к коленям и наконец, хлюпнув, раздалась. Он зацепился подбородком за борт.
— Помогите же… — просипел он. Никто не помог, и тогда он, вслух вспоминая матерщину, стал переваливать себя внутрь. Что-то садистски клокотало в нем: ну-ка, послушайте… Разберетесь? Нужен перевод? Он изругал Симу в пух и прах, потом изругал всех их в пух и прах, потом изругал отдельно Макбета и залез в скорди. Сник на полу, уткнувшись в цоколь сиденья. В промежутках между судорожными вздохами он продолжал ругаться, но уже не с прежним пылом, а потом его будто ударили, и он замолчал. Подышал еще и хрипло сказал:
— Да, вот такой я. А вы как думали? Не так? Так? Правильно.
В скорди никого не было.
Он обалдело озирался — единственное сиденье было пусто.
— Здесь что, никого нет? — тихонько спросил он.
В ответ не раздалось ни звука — только пищали мошки. Скорди парил в волнах зловонного тумана. Коль приподнялся и опустил колпак.
— Кто меня… — У него перехватило горло, и тогда он, вдруг испугавшись, шепотом спросил: — Здесь есть кто-нибудь?
Никого не было.
— Кто привел сюда скорди? — Этот вопрос был задан уже очень громко. — Не сам же он, черт возьми, прилетел?
— Я сам прилетел, — сказал скорди. Коль отпрянул и стукнулся затылком о колпак.
— Ты?
— Ага.
Коль медленно осознавал.
— Ты что же, сам по себе?
— Ну, не слишком. Ребята послали меня присмотреть, как бы чего не вышло.
— А что они сейчас?
— Не знаю. Вроде уходить собирались.
— Не знаешь… Стоп, так ты не телепат?
— Нет, конечно, я же механический.
— Ага. — Коль с трудом взгромоздился на сиденье. — Значит, уходить. Куда?
— К своему скорди.
— Ф-фух, — облегченно вздохнул Коль, — слава Богу.
Тогда давай домой.
— Самое страшное, — проговорил скорди, трогаясь с места и полого поднимаясь, — что ты действительно выглядишь обрадованным.
— Это потому, что я действительно обрадован… И все об этом. Зачем тебе пульт, раз ты по первому слову летишь?
— Чтоб ты правил, когда хочешь. Но я же спецскорди, лесниковый. Ежели бы тебя где травмировало, я б сам соображал, что делать, куда везти, оказывал бы первую помощь…