Письмо живым людям
Шрифт:
Ладно. Кто-то должен был умереть — я или мой стыд.
Слышно было, как, надевая широкие снегоступы, Макбет что-то поет себе под нос. Потом голос его стал удаляться. Пропал.
Коль открыл шкаф. Достал мундир. Встряхнул — звякнула медаль. Кажется, не заплесневел.
Переоделся. Руки едва слушались, но слушались все же. И на том спасибо. Сверху натянул доху. Вышел на крыльцо. С силой припадая на трость, увязая в снегу, подошел к своему скорди. Натужно сдвинул горб снега с колпака. Чуть задыхаясь, проговорил:
— Здорово, служивый.
— Так
Коль качнул головой:
— Не помер я, вишь. — Моими молитвами едино. — Это они тебя приставили хамить и черт-те каким языком изъясняться?
Скорди помедлил.
— Они.
Коль опять качнул головой. Усмехнулся печально:
— Вот дурачки… И этого ты сюда звал?
— Никак нет, сами изволили.
— Открой-ка мне.
Фонарь легко откинулся назад. Коль с трудом перевалил дряблое тело в кабину. Вскарабкался на сиденье, сгорбился под своей дохой, уложив трость на колени.
— Во какой я стал, — прохрипел он, тяжело дыша. — Потеха, а?
— Не вижу ничего смешного.
— На старика похож?
— Похож.
— Куда такому за девками гоняться?
Скорди хмыкнул.
— Любви все возрасты покорны, — авторитетно произнес он.
— Философ… Ладно. На Ориуэлу дорогу знаешь?
— Я все дороги знаю.
Коль посидел немного.
— Макбет!! — закричал он потом, старчески надсаживаясь.
Через несколько секунд Макбет выступил из-за сосны.
— Вот знал, что не ушел ты никуда. Спрятался и ждешь результатов.
— Становишься телепатом, — улыбнулся Макбет.
— Так как там с ловушками, мальчик? Все в порядке?
Макбет помолчал, потом ответил:
— Все в полном порядке, Коль.
— Ну и славненько… Теперь вот еще что. Понимаю: выгляжу как неблагодарная скотина, но… раз я так думаю, значит, должен это сказать. Вот… — Он на миг стиснул зубы. Страшно было, как перед прыжком в бездну. — Рохля ты. Не люблю я этого и ничего не могу с собой поделать. Подстилка. Повезло тебе, талант прорезался — будешь теперь подстилкой не у Симы, а у таланта. Но это все равно. — Нет, что-то не то получалось. Коль замолчал. Макбет ждал, щурясь. Я ведь не это чувствую, подумал Коль. Не совсем это. Это тоже, но не только. Как же жить-то, черт возьми? И вдруг вспомнил Гийома. Господи, да ведь он мне все уже объяснил тогда! А я, дуралей междупланетный, не понял ни слова! И опять, в который раз, от стыда за прошлого себя он замотал головой, как от боли. И мельком подумал: наверное, вот такую боль чувствуют они, когда слышат несовпадение мыслей и слов. И еще мельком подумал: а стыд-то не умер… Ладно. Как там Гийом формулировал?..
Макбет ждал.
— Я, животное Коль Кречмар, не люблю размазней, ибо подсознательно боюсь, что сам мог бы… да еще и могу… оказаться таким. Но я, человек Коль Кречмар, очень тебе благодарен и очень тебя уважаю, и если… когда-нибудь что-то смогу… понадоблюсь тебе… — Он запнулся, перевел дыхание и вдруг, смущенно улыбнувшись,
— Еще бы, — сказал Макбет, улыбаясь тоже. — Даже молочко из мамы сосать — трудная работа! Для младенца, — с добрым ехидством уточнил он. — А как он сердится, когда не может сразу грудь правильно ухватить!
— Намек понял, — ответил Коль. — Полетел трудиться.
— Счастливо, Коль. Еще увидимся.
— Надеюсь. Тебе тоже счастливо, мальчик. Спасибо.
И он повернулся к пульту.
Несколько секунд бессмысленно тискал трость, и она, как живая, шевелилась в зябнущих пальцах. Потом сказал:
— Ну, давай, милок.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — рявкнул скорди и закрыл колпак.
Прислонившись к сосенке плечом, Макбет проводил взглядом стремительно удаляющуюся машину и позвал:
— Всеволод…
— Я, — раздался голос из бронзовой красивой бляшки на Макбетовом воротнике.
— Что ты скажешь теперь?
Слышно было, как Всеволод дышит.
— Я ему обещал. Ты слышал?
— Да. Кажется, мы побеждаем, Макбет?
— Кажется, побеждаем. Убежден.
— Значит, вариант «Б»?
— Я ему обещал, что ловушек не будет. Обещал.
— Хороши бы мы были… — сказал голос Ясутоки.
— Я думаю, — медленно проговорил голос Всеволода, — что те, кто голосовал за смыв, просто устали от самого факта существования столь неразрешимой проблемы, как Коль.
Макбет отодрал от стола ломоть коричневой коры и стал рассеянно крошить его края.
— Пост Онохой — Центру и посту Караганда, — раздался спокойный голос. — Коль прошел над Байкалом. Пост Караганда, принимайте.
— Пост Караганда принял. Высота двенадцать семьсот, скорость три двести.
— Ну, вот. — Макбет отшвырнул разорванную в твердые клочья кору и отряхнул ладони. На снег медленно посыпалась тонкая бурая пыль. — Пора отдавать приказ в Ориуэлу, Всеволод, извини. Он быстро летит.
— Эх! — раздался незнакомый Макбету горестный голос. — Как спешили с монтажом, как гнали! И какая идея грандиозная была! За считанные минуты его прохода по галерее вычленить из памяти все, чего он стыдится, и смыть!..
— Идея… — не дослушав, медленно проговорил Макбет. — Я еще не имею диплома психолога, но заявляю со всей ответственностью: идея психопатическая. Это называется: пристрелить из жалости… Время идет, Всеволод.
— Центр — посту Караганда, — произнес Всеволод. — Они разговаривают?
— Колю явно не до беседы, — ответил диспетчер. — При появлении внизу Байкала он попросил чуть уменьшить скорость и через двадцать семь секунд сказал: «Красота какая, служивый! Эх, брат… И ничего-то я не видел, ничего не знаю…» Далее молчит.
— Он нужен нам всем, — резко сказал Макбет. — Такой, какой есть. Чтобы понять, чего мы сами стоим.
— Что?
— Если мы всем нашим распрекрасным человечеством не сумеем убедить одного хорошего человека в том, что ложь не необходима для жизни, то грош человечеству цена.