Питер - Москва. Схватка за Россию
Шрифт:
«Здесь с Красного крыльца в Кремле, откуда возвещались все великие события русской жизни, здесь великодержавный русский народ окончательно возвестит свободу и порядок... и тогда мы поверим, что не будет больше смуты на Руси» [918] .
Редкие выступления ораторов, оспаривавших данную точку зрения, тонули в шуме купеческих голосов. Под их аккомпанемент П.П. Рябушинский призвал поверить в Москву и добавил:
«Сидение в Петрограде, может быть, нас до добра не доведет» [919] .
918
См.: Выступление Ю.И. Поплавского // Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд. Стенографический отчет. 19-22 марта 1917 года. М., 1917. С. 129.
919
См.: Там же. С. 165.
Противником Москвы, как места проведения Учредительного собрания, на съезде выступил С.И. Хоронжицкий. Он пытался обосновать право Петрограда принимать у себя этот всенародный форум, но ему не дали возможность продолжить: под свист и крики он покинул трибуну // Там же. С. 132-133.
Уже и помещение для предстоящего собрания подыскали: депутат Государственной думы М.М. Новиков предложил провести его в строящемся на Миусской площади соборе в память освобождения крестьян. В нем без труда можно было бы разместить около шести тысяч человек. А когда Учредительное собрание выполнит свои задачи, освятить здание как храм. Это выглядело бы весьма символично: собор в память не только освобождения крестьян, но и освобождения всей России [920] . Однако все доводы москвичей не возымели
920
См.: Где быть Учредительному собранию (мнение М.М. Новикова) // Раннее утро. 1917. 19 апреля.
Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов решали самые разнообразные вопросы, но самым важным среди них оставался вопрос военный. Ведь новое государственное строительство разворачивалось в условиях ведения боевых действий, что в значительной мере определяло характер политической обстановки. Революционный переворот произошел в то время, когда царская Россия планировала крупное наступление на фронте. Оно должно было стать частью военной операции, разработанной в конце 1916 года совместно с Францией и Англией. По расчетам союзников, осуществление данного замысла, намеченное как раз на март 1917 года, должно было привести к полному разгрому Германии [921] . Свержение царского режима, естественно, внесло в эти планы серьезные коррективы, отсрочив их реализацию до стабилизации политического положения в России. И, конечно, произошедший переворот непосредственно повлиял на состояние российской армии. Власть командного состава была подорвана, солдатские массы пришли в движение. Началось повсеместное неповиновение приказам, в некоторых частях происходили самосуды и насилие над офицерами. Разбушевавшиеся солдаты обстреляли даже автомобиль военного и морского министра А.И. Гучкова, который объезжал части Петроградского гарнизона; один из сопровождающих, князь Д.Л. Вяземский, был убит [922] . Приказ №1, обнародованный Советом (он, напомним, предусматривал создание солдатских комитетов в войсках), спокойствия в солдатские ряды, мягко говоря, не добавил. В этой обстановке злободневный военный вопрос становился тем фактором, который определял расклад политических сил и которым, как орудием политического давления и манипулирования, пытались действовать различные группировки, сформировавшиеся в верхах в ходе переворота.
921
План наступления предусматривал, что Западный фронт будет главным, а Восточный должен – за счет активности русской армии – сковать силы противника, не дать возможности перебросить их на англо-французский фронт и тем самым содействовать общему успеху операции. Подробнее об этом см.: Жилин А.П. Последнее наступление (июнь 1917 года) М., 1983. С. 15-16.
922
См.: Старцев В.И. Внутренняя политика Временного правительства. Л. 1980. С. 70-71.
Разумеется, первым разыграть военный козырь постарался А.И. Гучков: он хорошо понимал, что в случае успеха должность военного и морского министра обеспечит ему ключевую роль в кабинете. Инструментом для проведения в вооруженных силах реформ «сверху» стала комиссия «по переработке законоположений и уставов в точном соответствии с новыми правовыми нормами». Во главе комиссии встал старый соратник Гучкова бывший царский военный министр А.А. Поливанов; в нее вошли как опытные генералы, так и группа молодых офицеров, выдвинувшихся во время революции (Г.А. Якубович, П.И. Аверьянов, Г.Н. Туманов, Л.Г. Туган-Барановский, П.И. Пальчинский и др.). Члены комиссии пытались использовать в своих интересах приказ №1: понимая, что распространение солдатских комитетов остановить невозможно, они решили ввести в них офицеров (за ними закреплялась треть мест). Кроме того, комиссия Поливанова разработала положение, обязывающее комитеты поддерживать дисциплину, контролировать хозяйственную деятельность и т.д. и при этом устранявшее их от обсуждения политики Временного правительства и приказов командования. Но вернуть реальную власть офицерству на принципе единоначалия разработчики новых идей, опасаясь монархического реванша, не решились [923] . Усилия Гучкова по реформированию армии коснулись и омоложения высшего командного состава. За два месяца своего пребывания на посту военного и морского министра он заменил 146 генералов, причем 116 из них были вовсе удалены из вооруженных сил, а остальные понижены в звании [924] . Предполагалось, что на смену им придут новые командиры, которые лучше адаптируются к изменившимся условиям и смогут установить надлежащую дисциплину.
923
См.: Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин. Т. 1. Берлин, 1922. С. 158.
924
См.: Что сделал Гучков // Новое время. 1917. 3 мая.
Правда, по мере осуществления своих инициатив Гучков терял свой реформаторский настрой и окончательно утратил его после известных кризисных событий апреля 1917 года. Этот кризис наглядно продемонстрировал: вопрос о целях войны, а следовательно, и о ее продолжении не имел ответа, одинаково приемлемого для всех участников политического процесса в России. Правительство, Советы и – главное – солдатские массы по-разному видели решение этого злободневного вопроса. Уже к концу марта все осознали, что Гучков не в состоянии совладать с солдатской стихией и воспрепятствовать начавшемуся разложению армии. Тогда и произошло первое после революции столкновение на русско-германском фронте. На реке Стоходе при атаке Червищенского плацдарма жестокое поражение потерпел русский корпус, поставленный на защиту этого участка. В результате немцы заняли крайне выгодные позиции, и если бы наступление получило развитие, это могло бы изменить обстановку на всем фронте. Численность пленных солдат с нашей стороны достигала 25 тыс. человек. Поражение наглядно продемонстрировало, в каком состоянии находятся российские войска. Причем немецкая сторона была удивлена не меньше русской. Как вспоминал начальник штаба германских войск Э. Людендорф, после операции на Стоходе командование стремилось повсюду избегать каких-либо боевых действий: немцы опасались, что переход в наступление может приостановить развал России [925] . Красноречивое признание вражеского генерала убедительно свидетельствует о степени деморализации российской армии. Последствия разгрома оказались в центре внимания и в Петрограде. Кстати, ставка, возглавляемая генералом М.В. Алексеевым, не только не пыталась скрывать, но и всячески подчеркивала серьезность ситуации, информируя о потерях [926] . Правая пресса объясняла поражение вмешательством в управление армией демократических организаций, некомпетентностью выборного начальства. Как злорадствовала «Русская воля», противник шел испытать «новый дух» русских войск и теперь может быть доволен [927] . В этой ситуации Гучкову оставалось лишь повторять:
925
См.: Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 годов. Т. 2. М., 1923. С. 25-26.
Людендорф писал, что немцы предприняли атаку для овладения предмостным укреплением на Стоходе, после боев 1916 года оставшимся в руках русской армии. Сама эта операция не имела большого значения, но число пленных оказалось неожиданно велико. В дальнейшем Верховное командование воспретило осуществлять какие-либо операции на Восточном фронте // Там же.
926
См.: Церетели И.Г. Воспоминания о февральской революции. Кн. 2. С. 20-21
927
См.: Стоход // Русская воля. 1917.27 марта.
«Надеюсь, что этот громовой удар разгонит тучи и солнце победы озарит знамена свободной России» [928] .
«Солнце победы» грезилось не только военному и морскому министру. Несмотря на стоходский разгром, лавры победителя решил снискать еще один энергичный член Временного правительства – А.Ф. Керенский. Он тоже отлично понимал, что прорыв на политический Олимп зависит только от военных успехов. Пост министра юстиции, доставшийся Керенскому, не сулил больших дивидендов, и поэтому он начинает живо интересоваться военной проблематикой, с коей по роду своей адвокатской и думской деятельности никогда не соприкасался. Например,
928
См.: Там же.
929
См.: Беседа с министром юстиции А.Ф. Керенским // Торгово-промышленная газета. 1917. 22 марта.
930
См.: Гиппиус 3. Синяя книга. Петербургский дневник. С. 118.
931
См.: Половцов П.А. Дни затмения. М., 1999. С. 28.
932
См.: Никитин Б.В. Роковые годы. М., 2007. С. 77.
933
См.: Александр Иванович Гучков рассказывает... С. 74.
Другой стороной, конфликтовавшей с Гучковым, был сам Совет рабочих и солдатских депутатов. Надо сказать, что постепенно он преодолевал то аморфное состояние, в котором находился практически весь март. Исследователи во многом связывают это с деятельностью одного из меньшевистских вожаков – вернувшегося из ссылки И.Г. Церетели [934] . Лидер социал-демократической фракции во II Государственной думе обладал незаурядными организаторскими качествами. И если разгул советской стихии воплощал меньшевик Ю.М. Стеклов, то Совет как структуру олицетворял именно Церетели. К тому же после реформирования Совета и постепенного удаления случайных людей руководство сосредоточилось в руках «звездной палаты». Так именовался круг советских лидеров, ежедневно собиравшихся на квартире М.И. Скобелева, где проживал и Церетели. Совещания носили частный характер: не было ни председателя, ни повестки дня, ни протоколов. Но именно здесь сверялись позиции, готовились проекты резолюций и воззваний; душой этих собраний был И.Г. Церетели [935] . Исполком, ведомый «звездной палатой», постоянно обращался к военной тематике. Почти 70% вопросов, которые Совет поднимал перед Временным правительством, так или иначе касались армейской жизни [936] . Здесь следует подчеркнуть: активность Совета на данном направлении пока совсем не была связана с далеко идущими планами Керенского, хотя он с самого начала числился товарищем председателя Совета Н.С. Чхеидзе. Это подтверждает, что политическая «капитализация» активного министра юстиции опиралась прежде всего на военных «младотурков». С первых чисел марта он даже ни разу не появился в стенах Совета и его исполкома. (Подобное же отношение к Совету демонстрировал, пожалуй, лишь Гучков, упорно избегавший визитов в стан революционной демократии.) Терпение исполкома иссякло к концу месяца: Керенского как члена Совета постановили вызвать на одно из заседаний. Ю.М. Стеклов выражал общее возмущение по этому поводу:
934
См.: Тютюкин С.В. Меньшевизм: страницы истории. М., 2002. С. 329-331.
935
В.С. Войтинский, кроме Скобелева и Церетели, упоминает среди участников этих собраний Чхеидзе, Дана, Анисимова, Ермолаева, Гоца; реже появлялись Чернов, Рожков, Вайнштейн, Авксентьев. См.: Войтинский B.C. 1917-й. Год побед и поражений. Вермонт, 1990. С. 69.
936
См.: Всероссийское совещание советов рабочих и солдатских депутатов. 29 марта – 3 апреля 1917 года. Стенографический отчет. С. 116.
«Как будто бы там (в правительстве. – А.П.) есть представитель от Совета, а в действительности [он] не является к нам и ведет особую политику... это производит неблагоприятное впечатление» [937] .
Министр юстиции поступил довольно неожиданно: прибыв на заседание солдатской секции совета, он произнес блистательную речь. Напомнив о своих заслугах в борьбе с царским режимом, Керенский перешел к делу:
«Я слышал, что появляются люди, которые осмеливаются выражать мне недоверие... я предупреждаю тех, кто так говорит, что не позволю не доверять себе и не допущу, чтобы в моем лице оскорблялась вся русская демократия».
937
См.: Протокол заседания Исполнительного комитета и Бюро Исполкома. 26 марта 1917 года // Петроградский совет... Т. 1. С. 575.
А в заключение добавил, что никуда не уйдет, пока не утвердит в России демократическую республику. В итоге его под овацию на руках вынесли из зала [938] . Такой восторженный прием обезоружил противников: им осталось лишь недоумевать относительно апелляции Керенского к массам через голову исполкома. Как заметил В.О. Богданов:
«этот метод нежелательный, не в наших и не в его интересах... нужно считаться с нами» [939] .
938
См.: Протокол заседания солдатской секции. 26 марта 1917 года // Там же. С. 588-589.
939
См.: Протокол заседания Исполнительного комитета. 27 марта 1917 года // Там же. С. 602.
Но Керенский уверял, что всегда надеялся на поддержку Совета, просто не мог участвовать в его длинных заседаниях:
«А то можно проворонить важное» [940] .
Важное Керенский действительно не «проворонил»: отныне он стал более плотно взаимодействовать с исполкомом. Например, их совместными усилиями в Минске 7-10 апреля 1917 года был проведен съезд Западного фронта. Лидеры Петроградского совета – Чхеидзе, Церетели, Скобелев, Гвоздев – посетили Минск, сумев взять под контроль это крупное армейское мероприятие. Под пение «Отречемся от старого мира...» Скобелев говорил о том, как «революция дезинфицирует мозги офицерам», и призывал их к единению с солдатами на новых демократических принципах [941] . Уточним, что данный съезд прошел в пику гучковской инициативе по организации другого воинского съезда, в Москве. Там, в отличие от минского форума, захваченного советскими деятелями, планировались совсем иные решения по широкому кругу военных вопросов; оказать поддержку министру обещал нарождающийся Союз офицеров. Но Петроградский исполком совместно с Керенским сумел воспрепятствовать московскому съезду, признав его проведение излишним [942] .
940
См.: Там же.
941
См.: Из Минска // Известия. 1917. 11 апреля.
942
См.: Суханов Н.Н. Записки о революции. Т. 2. С. 40.