Питер Снелл. Без труб, без барабанов
Шрифт:
Тем временем Гарольд Остэд заинтересовался моим видом и пришел посмотреть забег. Он и Джо Мак Мэйнемин выразили неодобрение той тактике бегуна на длинные дистанции, которой я следовал во время бега. «О чем ты думаешь, болтаясь так долго в хвосте забега?» — спрашивали они. «Ты у меня чуть-чуть не вызвал сердечного припадка», — сказал Гарольд. Они, очевидно, не могли осознать, что цель заключалась в том, чтобы бежать всю дистанцию в равномерном темпе.
Теперь пришла пора настоящей тактической борьбы. Приближалось новое состязание. До нас с Артуром еще раньше дошли слухи о том, что Мунс никак не преодолеет психологического барьера, и
В моем полуфинале темп бега был довольно высок на первых 400 м, а на предпоследней прямой он резко возрос. Но состязания накануне не прошли даром и начали давать знать о себе. Роже вышел вперед, оставив сзади лидера бега Канлиффа. Я немедленно последовал за ним и, пробегая мимо Канлиффа, слышал, как он отчаянно кричал своему товарищу по команде Зиберту: «Давай, Джерри!». Но бедный Джерри уже все, что мог, дал.
Я преследовал Мунса вплоть до выхода на финишную прямую, затем увеличил скорость. Во что бы то ни стало хотел я побить его у ленточки и чувствовал, что еще оставался некоторый запас сил. Это было приятно. Я показал 1.47,2, что было рекордом Игр до тех пор, пока Вэгли не подтвердил свою репутацию фронтального бегуна и не заставил Керра показать 1.47,1 и отобрать рекорд. Керр вплоть до этой стадии выглядел особенно мощно, подстерегая участников забега, а затем вырываясь на последней прямой к победе своим испепеляющим финишным спуртом. Он вычеркнул из списка лучшего американского бегуна Мерфи.
В моем забеге Канлифф и Зиберт также не заняли квалификационного места, и таким образом впервые в истории Игр, начиная с 1896 года, в финале не оказалось ни одного американца. Кстати говоря, история показывает, что 800 м выигрывались на Играх всегда спортсменами из стран, где говорят по-английски; список этих стран ограничивался Австралией, Англией, США, и так было до тех пор, пока не наступил 1960 год.
Все эти три забега я провел в туфлях, которые Артур, занимавшийся тогда обувным делом, специально сшил для меня. Эти туфли имели черно-белую отделку. После моего третьего успеха представители фирмы «Адидас» не стали терять время и предложили мне образцы их последней модели.
Безусловно, туфли фирмы «Адидас» превосходили те, что носил я, однако был еще не тот момент, чтобы мне взбрело в голову послушаться совета переменить прежние. Я уже привязался к лидьярдовским шиповкам.
Третий успех привел также к тому, что некоторые члены новозеландской команды весьма занятным образом вдруг оказались специалистами по тактике бега на 800 м. Наиболее выделялся Лес Миллз, толкавший ядро и метавший диск, который в тот вечер с серьезным видом поучал меня, каким образом я должен выиграть финал. Опять-таки я отвергал всякую мысль слушать чьи-либо советы, кроме тех, которые исходили от Артура.
Артур заверил меня, что как Мунс, так и Керр, последний в особенности, обнаружили явные признаки напряжения, когда они пробегали мимо него на 200-метровой отметке. Не знаю, хотел ли он этим дать мне психологический стимул или нет, но он добавил, что я, пробегая мимо него, выглядел «свежим».
Я
Но наконец нас провели через соединительный тоннель на главный стадион, и мы двинулись, подобно гладиаторам, по последней дорожке к месту старта. Мне досталось стартовать с внешней дорожки. По команде «На старт!» Керр, Вэгли и я подготовились принять низкий старт. Все трое хотели быстро начать и захватить лидерство. Остальные трое стояли балансируя и ожидая выстрела.
После выстрела я начал напряженный спринт по своей внешней дорожке к той точке первой прямой, где разделение дорожек кончалось. Там я огляделся и нашел себя на четвертом месте. Мы продолжали бег в темпе, который казался быстрым для первой половины дистанции.
Толпа шумела так сильно, что я не услышал ни своего времени, ни удара гонга. Мы выбежали на предпоследнюю прямую. Моя позиция была бы довольно хорошей, но бегуны, бывшие впереди, теперь рассыпались и заняли несколько дорожек.
Мунс вышел вперед, сделав рывок. Мой предварительный план заключался в том, чтобы начать спринт с 200 м до финиша, но теперь стало ясно, что скорость в целом слишком высока, чтобы я мог занять удобную позицию преследования, с которой можно было бы сделать рывок на финише. Я совсем начал терять надежду.
Когда мы достигли 200-метровой отметки, впереди меня были три бегуна, рассыпавшиеся по всему фронту и входящие в последний вираж. Передо мной стоял выбор — продолжать бежать внутри группы или пытаться бежать справа, по внешней части поворота.
Имея в виду темп бега, с которым мы двигались, я выбрал более легкий путь. И остался бежать внутри группы. Я чувствовал, что этим шанс выиграть бег может быть потерян, однако все же оставалась надежда, что фронт бегунов распадется, появится брешь и я смогу проскочить в нее.
Роже взял лидерство, а Керр занял позицию преследования. Мы выскочили на прямую. Бегуны рассыпались, стремясь к ленточке. Я нашел брешь впереди себя, обошел Вэгли, который вел всю дистанцию, и поравнялся с остальными.
Теперь появился шанс быть третьим. Только Мунс и Керр были впереди меня, но у меня был свободный путь к ленточке. Я понял, что мое дело поправилось, что смогу быть вторым, и вложил все в финишный рывок.
Мунс, казалось, замедлял бег. Примерно за 20 м до финиша я внезапно почувствовал, что могу выиграть. Все, что я помню, начиная с этого момента, состоит в том, что я швырял все, что у меня осталось, в финишный спурт и подстегивал себя вперед. Финишная линия стремительно была пройдена. Я протрусил около 10 м и обхватил руками подвернувшийся столб, изнемогая от утомления.
Я не знал, каким я пришел. Я был настолько в восторге от того, как провел бег, что мне было все равно, был ли я первым или вторым.
Я стоял, обхватив столб, на внешней части дорожки до тех пор, пока не начал «отходить». Я повернулся и пошел назад к линии финиша, разглядывая по дороге бегунов, которых победил. Мне пришло в голову тогда, что я победил некоторых величайших полумилевиков в мире.
Теперь я вспоминаю, что люди суетились вокруг меня, поздравляли, но их слова ничего не значили, и я еще оставался в неведении относительно своего места на финише. И не видел, как Роже Мунс свалился на колени в отчаянии, иначе я все бы понял.