Питерская Зона. Запас удачи
Шрифт:
– Хинкали милому молодому человеку в поддельном «Боско».
– Почему поддельном?
– А не все равно?
Тоже верно. Чего ему надо? Вряд ли захотел насладиться завтраком в компании моего суки-компаньона просто так.
– Откуда здесь хинкали? Это ж фитнес-ресторан.
Маздай усмехнулся. Складки на шее потешно качнулись.
– Если ты захочешь совершенно не спортивный кентуккийский большой бургер с беконом и картошкой-хаш, то он будет стоять перед тобой минут через пятнадцать. Веришь, нет?
Верю.
– Спасибо.
– Не за что. Ты мне должен, сынок.
– Это за что?
Удивление было неподдельным. Что-то совершенно не помню, что есть долг перед этим плотоядным гиппопотамом.
– Радужки, что ты мне поставил, не спариваются. Жрут, пьют, ломают антикварную красно-черную керамику, преступно ссут только в оранжерейные орхидеи. И не спариваются.
Осталось только крякнуть, сделать бровки домиком, развести руками, усмехнуться, водя глазами по сторонам и вообще всячески изображая святую невинность. А как еще?
Радужки, чудесные милые острозубые хорьки с мехом цветов радуги, пользовались спросом. Вели себя они неплохо, приживались, и вообще. И парочку приносил Маздаю, да. Вот только…
– А чего им спариваться? Они ж не геи.
– Да? – Маздай изобразил удивление. – А я думал, что раз цвет такой, то…
Издевается? Точно издевается. Вот только Гриша здесь зачем? И чего он такой бледный и молчит, как рыба об лед?
– Вот и хинкали, а ты не верил… – Маздай довольно показал на семенящего официанта. И перестал улыбаться.
Вообще это отдельный нюанс. Если общаешься с Дедом Маздаем, причем именно в его версии общения, то надо всегда быть настороже. Версия общения по Маздаю всегда выглядит одинаково, разве что иногда добавляются вариации.
Сидишь напротив него в окружении пары-тройки мордоворотов с ярко выраженными печатями выпускников ОСпН на лицах. Маздай ласково улыбается и чуть позже начинает тебя склонять к совершенно ненужным выходкам. Сходить туда, не знаю куда, принести то, не знаю что. Уворовать свежеиспеченную графиню, только-только получившую герб. Привести с собой на поводке адопса. Ну, мало ли чего ему еще в голову вступит после того, как улыбка исчезнет.
– Ты кушай, сынок, а я пока порассуждаю вслух. – Маздай открыл золотой портсигар, массивный, как защитная пластина «черепашки» бронежилета. Достал армянскую, с длинным фильтром, сигарету «Ахтамар». – Ты ж не против?
Будешь тут против. Тем более что хинкали начали остывать. Ведь холодные хинкали – это совершенно не то. И есть их надо умеючи, чтобы не попасть, что называется, впросак.
В любом ресторане кавказской кухни всегда найдется хотя бы один настоящий повар-кавказец. Именно мужчина-повар, возможно, даже с усами. И когда такой Автандил, Гиви, Ростем или Хвича с Гочей проводят взглядом официанта, забравшего большое блюдо, до краев плещущее содержимым хинкали… О да, горячее такого взрыва
Так что есть эти плотные мешочки надо правильно. И стараться не отвлекаться даже на болтовню Маздая. Одной ладонью снизу, второй за самый хвостик, чуть откусить и, зажмурившись от удовольствия, глотнуть острый, ароматный и безумно вкусный бульон. И только потом взяться за саму начинку. Сказка, не еда. Разве что обычным пельменям уступит, политым растопленным сливочным маслом.
Судя по всему, даже Маздая проняло выражение моего безграничного счастья и предвкушения. Во всяком случае, на какое-то время вокруг царили тишь, гладь да божья благодать. Сопровождаемые довольными хлюпающими звуками, запахами, пережевыванием и прочими атрибутами гастроэкстаза.
Тишина висела в воздухе, давила и заставляла даже переживать. Судя по всему, такой реакции не ожидали не то что головорезы, но и сам Маздай. Ну а что? Настроение испортили, так почему хотя бы не поесть?
Маздай дождался, когда вкуснота закончилась, затушил мягко-сладковатую сигарету и улыбнулся. Да ну… никак есть шанс просто поговорить?
– Думаю, сынок, ты даже немного озадачен моим появлением?
Пришлось кивнуть. Озадачен? Да даже очень сильно. Особенно после заявления о долге.
– Ничего, сейчас все разъясню, и ты поймешь, что дядя Маздай прав так же, как был прав царь Соломон во многих своих спорах.
Ох ты ж елы-палы, какие интересные разговоры, какие примеры, какие, с позволения сказать, аллюзии. Царь Соломон, ага. Видно, на досуге Дед стал увлекаться чтением, не иначе.
– Ты, сынок, мне должен со своей предпоследней ходки. Когда притащил из Зоны тубус с тремя холстами. Помнишь, на одном была милая пухлая тетя и вокруг малолетние жопастые пузаны с крылышками, этакие, мать их, сраные херувимчики?
Так… помнить-то помню, только при чем здесь Маздай? Холсты, бережно вытащенные из-за Периметра, быстро нашли своих хозяев. Товар ходовой, сейчас многие радуются возможности купить всяких там малых голландцев по относительно бросовой цене. Так при чем Дед-то?
– Ох, ну и выражение же у тебя на роже, а? Седой, ты глянь на него, прямо картина маслом, ой, гражданин начальник, не брал я чужого, мне подбросили. Да ладно тебе, не куксись. Вспомнил тетеньку и ее нарисованный целлюлит?
– Написанный.
– Что?
– Картины пишут, не рисуют. Рисуют карандашом, углем, сангиной там…
– Да хоть обписатый, если хочешь знать. Вспомнил?
– Да.
– Так вот, сынок, эта драгоценная намалеванная тушка предназначалась мне. И две другие – тоже.
Пришлось пожать плечами. Ну и?..
– Я потерял много денег из-за того, что ее не продал. А твой друг, тебя же, кстати, и наколовший, их получил. Раз в пять меньше, идиот. Как можно продавать Караваджо по цене передвижников, а?