Плацдарм по бросовой цене
Шрифт:
– Если ты сказал правду, что любишь меня, если твое чувство искренне и глубоко, то ты должен любить и моего будущего ребенка, как меня. И я тебя прошу… я тебя умоляю вывести Нику с базы и сделать все, чтобы она не попала в руки комиссара. И потом не бросай ее. Она согласна поехать в Россию…
– Анна!!
– …женись на ней, умоляю, и воспитай моего ребенка… нашего ребенка… Я никогда ни о чем тебя не просила так, как сейчас…
– Анна, замолчи!! – закричал я, закрывая уши руками. – Ты тоже уйдешь с базы! Только на этом условии я согласен…
– Хорошо, хорошо! –
– Через минное поле?
– Да, да! Под угловой вышкой есть металлическая дверь. Сбей замок и выходи наружу. Найдешь в траве колышки красного цвета. Их там много, они идут к лесу ломаной змейкой. Вы должны идти вдоль этой линии, держась правее на метр. Ты понял меня, Кирилл? Правее на метр, и не смей шагнуть в сторону!
– Я понял, понял! – бормотал я, глядя на лицо Анны, опять ставшее мне до боли родным. – Я быстро… Пять минут… Ты жди меня в парке рядом с калиткой. Обещаешь?
– Иди с ним, – сказала Анна по-испански, повернувшись к Нике. – Нет, подожди! Разденься! Сними все с себя! Надень мой костюм!
– Августино! – опять крикнул Маттос. – Время подходит к концу! Выпускай последнюю «мамочку»!
Ника торопливо разделась, оставив на полу шорты и рубашку. Я смотрел на двух обнаженных девушек, меняющихся одеждой, и мне казалось, что сейчас я сойду с ума и перестану различать, где Анна, а где Ника. Они были очень похожи: стройные, тонкие, с безупречным рельефом тела, только кожа Ники отливала бронзой, а у Анны была белой, и белизна ее груди, бедер, живота с косым вертикальным шрамом еще сильнее подчеркивала наготу, и потому она казалась более нежной, беззащитной и желанной.
Я целовал ее и не мог оторваться.
– Иди же! – осторожно отталкивала меня Анна от себя. – Нет времени, милый! Потом! Все будет потом!
Я схватил Нику за руку и быстро, чтобы не закричать от боли, разрывающей сердце, выбежал из комнаты на лестницу. Охранники расступались перед нами. Ника на ходу одной рукой застегивала пуговицы пиджака. Меня душил запах армейских сапог и оружейной смазки. Мы выбежали в коридор, где под ногами хрустели осколки стекла.
– Дорогу! – крикнул я, видя перед собой спины охранников, толпящихся у входной двери. Перед последней «мамочкой», покидающей базу, они расступались торопливо и суетно, провожая ее с немой скорбью в глазах.
Я открыл дверь и, загораживая Нику собой, сделал шаг вперед. Аллея уже опустела. Ворота все так же были распахнуты настежь, и из-за проема торчали головы в пятнистых кепи вперемешку со стволами винтовок. Десятки глаз смотрели на меня. Я помахал Маттосу рукой, давая ему понять, что продолжаю свои дипломатические усилия и прошу не предпринимать никаких глупых мер.
– Смелее! – крикнул Маттос. Я отчетливо видел его серую фуражку. – Не прячь девушку за собой, никто не собирается отнимать ее у тебя!
Не пойдет, подумал я, давая задний ход и прикрываясь от жестоких глаз простреленной дверью.
– Здесь есть другой выход? – спросил я у охранника, который стоял ближе всего ко мне.
– Да, – кивнул
Наверное, мои нервы были слишком напряжены, и я невольно сжал руку Ники, как тисками.
– Мне больно, – шепнула она.
– Быстрее! – поторопил я ее и потащил по лестнице в подвал.
– Я испачкаю костюм…
– Прямо иди, там увидишь свет! – кричали нам вдогон охранники.
Мы шли на ощупь, задевая какие-то столы, заставленные стеклянными колбами и пробирками. Все вокруг нас грохотало и звенело. Маленькое квадратное окно выплыло из темноты и приближалось к нам, словно картинка куста и неба в рамке.
– Хватайся за раму! – приказал я и, присев, обхватил колени девушки. Ника не успела и глазом моргнуть, как оказалась снаружи.
Я проскочил через окно и, не давая Нике опомниться, вскочил, схватил ее за руку и потащил за собой в глубь парка.
– Подожди! – жалобно крикнула Ника, по лицу которой нещадно хлестали колючие ветки. – Я не могу так быстро…
Я не слушал ее жалоб. Сейчас время решало все. Если Маттос начнет штурмовать базу, то у меня в запасе останется всего несколько минут на то, чтобы добежать с Никой до леса, а затем самому вернуться тем же маршрутом обратно.
Ника была никудышным спринтером. Она часто спотыкалась и падала, и белый костюм Анны очень скоро покрылся зелеными пятнами. Выстрелы стихли, мы слышали только треск веток да свое шумное дыхание. Когда девушка окончательно выбилась из сил, я перешел на шаг и через некоторое время спросил ее:
– Ты мне ответь, какого черта ты полезла на эту базу? Что ты здесь забыла? Зачем ты стала «косить» под «мамочку»?
– Я искала здесь своего друга, – запыхавшись, ответила Ника. – Я думала, что его держат здесь в плену.
– Какого друга ты здесь искала? – насторожился я.
– Матроса с китобойного судна. Его прогнала команда. Все почему-то решили, что он украл деньги.
Я даже остановился от такого совпадения.
– Матроса искала? – нервно ухмыляясь, переспросил я. – Его зовут Хосе, и он мечтает купить яхту?
– Да, – прошептала Ника, убирая со лба неровно подрезанную черную челку. – А ты откуда знаешь?
– Твой матрос уже месяц живет в лесу, – ответил я. – И в плен он никогда не попадал.
– Правда?! – взвизгнула Ника. – Где он? Ты его видел, да? Он жив-здоров?
– Да что с ним сделается! – махнул я рукой. – Мы договорились встретиться в полночь на берегу. Я тебе объясню, как найти это место, доберешься сама. Ясно?
Мы вышли к калитке. Она была заперта изнутри на засов, никакого замка на нем не было, что упростило мою задачу. Ну вот, подумал я, отодвигая засов в сторону и осторожно приоткрывая дверь, матрос встретится со своей возлюбленной, а потом узнает, что она беременна от… от другой девушки. Черт знает, что будет! Как Анна собирается объяснить Хосе, что ребенок, которого родит Ника, принадлежит ей? Очень сомневаюсь, что матрос когда-нибудь слышал о суррогатном материнстве. Он наверняка подумает, что здесь не обошлось без меня или какого-нибудь охранника. Вот еще одна новая проблема зреет…