Плач Агриопы
Шрифт:
Человек бросился к двери. Начал биться о склизкое дерево всем телом. За дверью слышались встревоженные голоса стражников, но отодвигать засов они не спешили.
– Позовите Вазари! — Выкрикнул человек. — Скорей, позовите Вазари!
Он не слишком надеялся, что стражники, или другие служители больницы, исполнят его просьбу, но вовремя сумел понять, что крик: «На помощь!» подвигнет их к действию ещё меньше. Человек обернулся — и едва не потерял рассудок от увиденного.
Его несчастная жена, неподвижная, истерзанная, лишившаяся одежды и чести, плыла на вытянутых руках пританцовывавших обитателей палаты святого Людовика. Они уносили её всё дальше и дальше. И светильники гасли сами собой, когда мимо
За спиной человека загремел засов. Музыка же, терзавшая уши, напротив, смолкла.
В дверях стоял Вазари — всклокоченный, заспанный, с красными, как у кролика, глазами. За ним теснились несколько стражников и чумных докторов — все вооружены яркими факелами. В руке у самого Вазари масляно блестел изысканный боевой клинок; с ним, облачённый в свою ветхую хламиду, он смотрелся нелепо.
– Чёртовы хореоманты! — Прорычал Вазари. — Дьяволово отродье! За что мне эта новая докука!
Человек не верил глазам, не верил ушам: у него отняли жену, отняли радость и веру в божью любовь вместе с нею, а святой безумец Вазари способен, по этому поводу, испытывать лишь досаду?
Человек потянулся к клинку. Управитель Ospedale del Ceppo слишком поздно разгадал его намерение. А человек уже успел ударить управителя под дых и выхватить короткий меч из его руки.
Человек бросился в темноту. За ним поспешали стражники с факелами, — впрочем, едва ли после обиды, нанесённой управителю, они горели желанием осветить обидчику дорогу — скорей, обезоружить его. А человек не нуждался в помощи. Он споткнулся о чьё-то тело. Наклонился над падшим, наугад полоснул клинком по тёмному контуру фигуры. В свете приблизившихся факелов разглядел другого насильника, хрипло выдыхавшего из горла чёрную кровь, — всадил тому меч под ребро. Третий враг был, вероятно, из новичков в чумной палате — не просто держался на ногах, но и сумел увернуться от удара человека. Замешкалась лишь его рука — она отчего-то висела плетью вдоль тела. И тут же четыре её пальца из пяти отсёк короткий меч.
– Держите бешеного! — Громыхнул позади Вазари. — Повалите его! Только не калечьте!
На плечах человека повисли несколько амбалов. В нос ударило винными парами. Кто-то выбил меч; тот тонким и юрким ужом скользнул в сторону.
– Покажите мне её! — Кричал человек, извиваясь в объятиях стражников. — Покажите мне мою жену! Она жива? Быть может, она ещё жива?
– Послушай меня, — тёмной глыбой навис Вазари над впавшим в отчаяние. — Женщину ты не спасёшь. Но отомстить за неё сможешь. Я научу тебя! Слышишь? Научу! Точней, отыщу для тебя учителей! Я отправлю тебя в один монастырь в Апулии. У них есть оружие — им нужен был лишь оруженосец! Ты отомстишь не им. — Управитель обвёл рукой бесноватых. — Не этим жалким хореомантам. А самой Чуме! Теперь-то ты знаешь, какова она. Теперь ты веришь, что ядовитые миазмы — не при чём! Успокойся, бедный человек! Поспи, Валтасар Армани, забудься! Твой карантин закончен. Ты — здоров. Навеки здоров!
Слова грубияна Вазари упали на благодатную почву. Человек умолк. Он вдруг подумал, что не хочет видеть тело жены: не такое, каким оно стало после поругания; не разрушенное, как храм, который раскатали по камню сарацины. Человек мысленно прочёл новую молитву.
– Господи, не дай управителю Вазари отступиться от меня. Я хочу мстить — во славу твою, Господи, и во славу невинных праведников твоих!
Павел открыл глаза — и тут же усомнился, что освободился до конца от средневековых видений. Обстановка комнаты, в которой он очутился, словно бы целиком была позаимствована из павильона «Мосфильма», меблированного для киносъёмок по мотивам прозы Пушкина или Дюма. Управдом
Рубашка! Управдом уставился на странную коричневую пижаму, свободно повисшую на плечах. Одеяние, в котором приличные люди отходят ко сну, на Павле смотрелось, как на пугале, и было ему откровенно велико. Вот так номер: кто-то раздел его донага и переоблачил вот в это! С каким-то детским страхом управдом пошарил под пижамой в поисках трусов. Те оказались на месте, причём собственные, без подмены — и Павел слегка успокоился. Тем не менее, он по-прежнему полнился решимостью призвать к ответу похитителя верхней одежды, едва того увидит.
Он поднялся. Опустил босые ноги на мозаичный паркетный пол. Ступни обдало приятным теплом: похоже, пол здесь был с подогревом. Слева от кровати, закрытое тяжёлой гардиной, угадывалось высокое окно. Оттуда через пыльную ткань сочился дневной свет. Справа кто-то установил картонную ширму: картинки с японскими мотивами — девушка в кимоно и с зонтиком склонилась над ручьём; розовые цветы облетают с низкорослой сакуры. Павел сперва хотел обойти ширму — посмотреть, что та скрывает. Но голова слегка закружилась, и он решил попросту отодвинуть крайний сегмент, примыкавший к изголовью кровати.
Что-то не рассчитал. А может, гигантский складень оказался слишком уж неустойчив.
Конструкция, с шумом, напомнившим шум проливного майского дождя, повалилась на пол.
Павел сначала притих, как нашкодивший кот, затем перевёл взгляд на стену, которую минуту назад закрывала ширма, — и обомлел.
Вдоль всей стены выстроилась флотилия высоких дубовых шкафов. Резчик, их украшавший, наверное, был в душе моряком. На створках и боковых стенках в изобилии встречались парусники, глобусы, альбатросы и якоря. Но не эта тонкая работа поразила Павла. Его поразило содержимое шкафов. За стёклами, идеально чистыми, не отражавшими световых бликов, покоились на деревянных подставках и шёлковых подушках десятки образцов оружия самых разных форм и размеров. Смерть на любой вкус. Зловещие и, одновременно, изящные безделушки.
Нескольких секунд управдому хватило, чтобы понять: перед ним не арсенал современного киллера. Оружие, выставленное на полках, было архаичным, музейным. Пистолеты с колесцовыми замками, кремневые ружья, даже некоторое количество кинжалов с тонкой гравировкой.
– Знакомитесь с моей коллекцией? — «Ариец» вошёл в комнату бесшумно и теперь с порога наблюдал за Павлом, скрестив руки на груди. Он снова был в ипостаси Вениамина Третьякова — даже его бордовый халат, слегка похожий на королевскую мантию, подчёркивал образ.
– Зачем вы меня переодели? — Довольно грубо осведомился Павел.
– Затем, что от вас дурно пахло — я бы сказал: несло помойкой, — немедленно ответил коллекционер. — Впрочем, успокойтесь: ко мне женщина приходит — делает уборку дважды в неделю. Это она вас переодела по моей просьбе. Если вам так легче — считайте, что были переодеты женщиной. Совсем ещё не старой и вполне миловидной.
– Я… бредил? — Уточнил управдом.
– Вот вы мне и расскажите, что это было, — отрезал «ариец». — Бред? Галлюцинации? Наркотики? Фокус?