Плач Агриопы
Шрифт:
Третьяков равнодушно пожал плечами.
– Ты имеешь отношение к медицине? Что-нибудь знаешь про эпидемии, вакцины, может, про биологическое оружие?
– Ну и фантазии, — добродушно рассмеялся коллекционер.
– У тебя есть доступ к закрытой информации?
– Доступ к закрытой информации время от времени получает каждый человек. — Дал Третьяков странный ответ.
– Ты знаешь, что сейчас происходит в Москве? Насколько сильно распространился Босфорский грипп? — Спросил Павел напрямик.
– Думаешь, это тайна за семью печатями? Думаешь, нужно быть посвящённым первого уровня, чтобы это знать? — «Ариец» опрокинул в себя рюмку единым духом. На сей раз не только не поперхнулся — даже не
– Ты о чём? — Павел почувствовал себя глупо.
– Я тебе расскажу, что происходит. — Третьяков вскочил с табурета, вытащил из кармана спичечный коробок, мятую пачку, с огромными буквами на этикетке: «Курение убивает!». Закурил что-то удушливое — не иначе, «Беломор» (хотя Павел сомневался, что тот всё ещё продаётся в табачных киосках). — Так вот. Происходит катастрофа. Когда появились первые сообщения об опасном Босфорском гриппе — никто не хотел бить тревогу. У нас ведь не древняя Греция: гонца с дурными вестями — не убивают. А вот того, кто всполошит людей чиновных без причины — вполне могут отправить на пенсию, или куда подальше. Но турки и греки испугались новой заразы всерьёз. Следом, с драконовским карантином, подтянулись европейцы, американцы. Раскачались и наши. Но всерьёз в возможность эпидемии всё ещё не верили. Поставили кое-где карантинные посты, спешно напечатали постеры: «Мойте руки перед едой!», — и угомонились. Но грипп-то не уговоришь прилечь отдохнуть. Его на перекур не отправишь. Число больных начало расти в геометрической прогрессии. Уже не тех, что отлавливали на границах. Больных в городе! В огромном мегаполисе, где только местных жителей — пятнадцать миллионов, не считая транзитников и приезжих. Зараза пошла в народ — а это конец!
– Почему? — Выдавил Павел, потрясённый мрачностью картины.
– Потому что никто не знает толком, что делать, если средневековая эпидемия придёт в современный город. В истории нового времени такого ещё не бывало.
– Я не верю, — прошептал управдом. — Должны же быть предусмотрены на такой случай какие-то мероприятия. Меры. Может быть, жёсткие… Тотальный контроль… Если всё так, как ты говоришь, почему не перекрыты въезды в Москву? Я добрался сюда на обычной электричке… С другой стороны, какая польза в том, чтобы отключить телефонную связь? Босфорский грипп этим не излечишь!
– Паника! — Назидательно проговорил «ариец». — Знаешь, что это такое? Ты представляешь, как будет выглядеть многомиллионный город, охваченный паникой? Она и так уже пробивается через весь бетон наших джунглей… даёт первые ростки… Но пока это всего лишь очаги. Где-то ворвались в закрытую аптеку и разнесли её по кирпичу. Где-то забили насмерть камнями бригаду скорой помощи. Дай волю панике — и завтра же число её жертв в тысячу раз превысит число жертв эпидемии. Потому молчат телефоны и ходят электрички. В нынешних условиях это правильно. Ты говорил про тотальный контроль? Каким, по-твоему, он должен быть? Где взять столько медбригад, чтобы проверить каждую городскую квартиру? Где взять столько сотрудников полиции, чтобы перекрыть каждую улицу? Или, может, попросить армию поднять по тревоге всех солдат, вывести их на МКАД и приказать им взять друг друга за руки: пускай водят хороводы по кольцевой? В конце концов, куда девать всех заболевших — пусть даже их удастся выявить? Если, конечно, помнить о гуманности — не расстреливать их массово и не закапывать там же, наспех, бульдозерами. В Москве попросту нет такого числа правильно оборудованных больничных палат. Босфорский грипп уже не удержать в карантине. Единственное, что можно сейчас сделать — вылечить его.
«Ариец» выдохнул, как будто пробежал стометровку.
– Ты преувеличиваешь. — Павел, без спроса, потянулся за бутылкой, налил себе и выпил без
– Хм. — Третьяков прищурился. — А это уже из области математики. Нужен точный расчёт. Сколько дней назад Босфорский грипп был занесён в Москву? Дней семь-восемь, не больше, — верно? В первые дни говорили о нескольких десятках заражённых, которых поместили в карантин. Потом — в основном в сети, — появлялись непроверенные сведения о трёх-четырёх тысячах больных. Давай представим себе, что сейчас их… — Третьяков чуть задумался. — Ну, пусть, сто тысяч. Это меньше одного процента горожан, не считая приезжих. Понимаешь, тут есть одно противоречие. В большом городе куда легче скрыть нечто масштабное, в том числе эпидемию. С другой стороны, даже ничтожный процент заболевших от общего числа жителей мегаполиса — это уйма людей, разносящих заразу.
– Откуда ты всё это знаешь? — После долгого молчания спросил Павел. — Не по телевизору же такое сказали?
– Телевизора не держу. Узнал отсюда, — Третьяков постучал себя длинным пальцем по макушке. — Всего лишь проанализировал информацию, которая мне доступна. Никаких секретов. Люди давно уже привыкли жить, не размышляя, не складывая два и два. Я живу по-другому.
– Зачем? — Тоскливо выдавил управдом. — Обманываться — легче.
– Знаю. — Третьяков, с серьёзным видом, кивнул. — Но меня так научили… на работе…
Коллекционер замолчал. Павел тоже примолк. В наступившей тишине было отчётливо слышно, как Струве, вслед за электронным учителем, бубнил: «Я гулял в парке и встретил своего друга. Гуляя по парку, я встретил своего друга. Во время прогулки в парке я встретил своего друга».
– Ты пойдёшь со мной? — Наконец осмелел Павел.
– Перевоплощаться? — Скептически хмыкнул «ариец».
– Нет. Помогать мне… Нам… В качестве коллекционера Третьякова, а не стрелка Армани.
– Ты серьёзно?
– А похоже, что я шучу?
«Ариец» покачал головой — не то с укоризной, не то с сочувствием. Не присев, склонился над сидевшим на табурете Павлом, пристально глянул тому в глаза.
– Нет, извини, это не для меня.
– Без тебя может ничего не получиться. — Произнёс управдом. В его голосе не осталось энергии, — только усталость. В эту минуту он был не способен убеждать.
– Я отвезу тебя… Вас обоих. — Третьяков покосился на дверь, из-за которой слышался заунывный голос Струве. — Отвезу, куда скажешь. И всё.
– Тогда зачем ты явился в клинику? Зачем помогал мне? — Павел продолжал ощущать себя говорящим автоматом: механизмом без эмоций и интонаций.
– Мне надо было знать: куда исчез кусок моей жизни. Кто и зачем позаимствовал его. Ты рассказал. Что до всего остального…у тебя слишком сильные враги. — «Ариец» скорчил странную гримасу — не то презрения, не то затаённой боли. — Во всяком случае, один из них.
– Ты о том существе, из клиники? — Управдом нашёл в себе силы удивиться; он отчего-то полагал, что на испуг Третьякова не возьмёшь.
– Это человек. — Коллекционер сделался задумчив. — Хотя таких, как он, я прежде не видел. Поверь мне на слово: я не прочь подраться. И вытерпеть боль — тоже смогу. Но этот тип умеет залезать в голову. Голова — для меня святое, — Третьяков выдавил ироничную усмешку.
– Что ты сделал с ним? — Павел неожиданно вспомнил свои галлюцинации: ковбой Мальборо разряжает верный «кольт» в чудовищного богомола. — Убил? Ранил?
– Вообще ничего не помнишь? — Нахмурился коллекционер. — Я стрелял из обычного травмата, может, слегка поцарапал ему руку. А он попробовал полоснуть меня ножом. И тоже едва задел. Думаю, сейчас он жив и здоров. И, конечно, чертовски опасен! Особенно для таких, как я, — с хрустальной головой.