Плач домбры
Шрифт:
Богара нашел способ развязать тот узел, вернее, разрубить и теперь спешил сделать задуманное, покуда еще оставалось время. Он быстро прошел в караульную юрту, поднял, встряхнул дремавшего там Аргына и в нескольких словах сказал, что ему делать. Аргын сразу подтянулся, лицо стало жестким. Нет, здесь Аргын не подведет, в таких делах он сообразительный. Не слушая его ворчания, повеселевший Богара поспешил к гостям. Вслед за ним один из охранников-джигитов внес кадку с кумысом.
Аргын был обижен, что его не позвали на совет старейшин, даже во сне он чувствовал эту обиду.
Гостям же было не до кумыса. Эх, как прост был мир, и как теперь запутан мир, а тут еще тайны какие-то, странные события, грозящие бедами и напастями! Вот что давит на плечи почтенных мужей, вот что их пугает. Что там кумыс, что мясо?..
— Вот так, уважаемые турэ и батыры. Как я уже сказал, царю Тимуру до нас, а нам до царя Тимура дела нет. И дни и пища наши здесь… Войскам, которых требует хан, надлежит в течение десяти дней съехаться на пересечении дорог, у подножия Сарыкташа. Сотники и десятские — как прежде, снаряжение — полное походное: еда-провизия, юрты, казаны… Юлыш-турэ, тебя назначаю своим помощником. С зарей уйдут гонцы к тамьянам и бурзянам. Пока они доскачут…
— А почему Юлыш? — сумел вставить слово Байгильде.
— Потому что зовут его Юлыш![33] — усмехнулся Богара, видя согласие остальных.
— Тьфу, коли так! — Байгильде вспыхнул, резво, как мальчишка, вскочил и, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», бросился к двери.
За порог еще не шагнул, пронзительно свистнул. Сай-канская охрана узнала зов своего турэ, кто же еще здесь будет свистеть, как вор? Было слышно, как тут же, стуча копытами, примчались и стали кони. Оставшиеся в юрте еще не успели понять, что к чему, а топот копыт, удаляясь, исчез в предутренней тишине.
— Пусть поскачет, остынет малость, — сказал Богара. Хоть про себя встревожился: Байгильде, по его расчетам, уезжал в свое кочевье рановато, как бы там они с Аргыном не столкнулись. — Молодым батырам можно в соседней юрте прикорнуть малость… К турэ же у меня есть разговор.
Вот тогда он и выложил тайную весть, полученную от лазутчика Хромого Тимура.
— Чуял я, таил ты про себя что-то, бей. Афарин! — сказал Аккужа-батыр. — Так куда же думаешь повернуть войска?
— Как куда? Против ногаев! — вскинулся Юлыш.
Богара жестом велел ему помолчать.
— Увидим, — сказал он, сдерживая охватившее его нетерпение. — А пока понемногу, чтобы не бросалось в глаза, заворачивайте кочевья к горам. Дозорные, что по Яику, пусть ночами жгут костры и ведут себя так, словно ничего не изменилось. Старайтесь, чтобы ногаи не заметили, что аулы поднялись с места и ушли.
— Коли дела так пойдут, того войска, о котором ты говоришь, окажется маловато, — высказал сомнение Балапан.
— Как пойдут дела, узаман[34], пока еще не ясно. Все что ни делаем — пока только из предосторожности… Основные войска, как уже сказал, встанут у подножия Сарыкташа. Остальные же мужчины, кто может взять в руки оружие, пусть охраняют кочевья. Во главе их тоже надлежит
Богара вынул из-за пояса короткий кинжал, вытянул перед собой. На лезвие со звоном легли кинжалы остальных старейшин.
— Клянусь! — сказал Юлыш, сверкнув глазами.
— Клянемся, клянемся! — сказали усергенские и тунгаурские старейшины.
Когда на востоке начало расходиться алое пламя зари, гости вышли в путь. Только они отъехали, как с пятью своими джигитами вернулся Аргын. Кони их были в белой пене.
— Сделал, отец, — сказал он тихим голосом.
— Ну, сынок, всех тебе благ! — Богара похлопал его по спине. — Следов не оставили?
— Нет. Возле ямы, где сидел этот дервиш, стоял охранник. Тоже заткнули рот и прихватили с собой. Дескать, стакнулись они и удрали вместе…
У бея похолодела спина, он схватил сына за плечо:
— Где они?
Лицо Аргына расплылось в злой хвастливой улыбке. «Кых», — провел он ребром ладони по шее.
— Известно где… Камень на шею и — в Сакмарский омут.
— Что-о?! — Богара не смог удержать крика ужаса.
Что же за изверг он, единая его кровь? Мало того что учинил такое зверство, еще хвастается, за доблесть почитает. Отцовский-то приказ был освободить дервиша и отпустить своей дорогой, а не убивать. А коли всплывет вся эта история, кто ответит?
— Брось, отец… На тебе прямо лица нет. Нашел о чем. Не этот бы охранник, сделал бы все, как ты сказал. Ну, а так… — Аргын развел перед собой ладонями, дескать, все чисто-гладко, концы в воду, и никаких следов.
Да, что случилось, то случилось, и ничего теперь не сделаешь. Лошадь споткнулась — так не дорогу же винить. Если дервиш и спасся бы, то неизвестно еще, что из этого вышло. Может, оттого что Байгильде его схватил и избил, на всех кипчаков навлек бы беду. Главное, чтобы тайна не раскрылась. Богара кивнул на стоявших в стороне джигитов: как, не выдадут?
— Трое из наших — хоть ремни из спины режь, ни звука не услышишь. А у тех двоих и лошади, и оружие, и прокорм — все от нас. Куда они денутся? Ну а если неладное почуем… — Аргын погладил кинжал на поясе.
— Довольно! — Богара поспешил оборвать разговор. — Сейчас же одного из них пошли гонцом к тамьянам, другого к бурзянам. К каждому приставь по верному джигиту, коней для подмены выбери хороших, из своего табуна. Пусть немного поспят и придут ко мне.
— Что совет решил? Куда пойдем? К хану? Или на хана?
Пришлось Богаре, хотел он того или не хотел, открыть краешек правды. Дела предстоят нешуточные, и без такого головореза, как сынок, не обойтись. Этот в огонь и в воду готов, даже отцова приказа ждать не будет.
— Ступай, снаряди гонцов в дорогу, — сказал Богара.
Выбросив из памяти ночное происшествие, он постарался представить, как теперь развернутся грозные события. Нужно спешно созвать десятников и сотских, объяснить, что предстоит делать каждому. Самое же главное — не откладывая, разослать гонцов…