Плачь, Маргарита

Съянова Елена Евгеньевна

— Это она мне подсунула, — шипела Зоннеман, кивая на Елену. — Вот змея ненасытная!

Эльзе пришлось объяснить непосвященной Эмме, что трезвого Роберта Хелен не уступит никому. После чего та и переключилась на Геринга.

— Между прочим, твоя жена уже трижды выходила, — заметила Елена Рудольфу. — Хотя по виду я бы сказала, что токсикоз у тебя.

Заметив таким образом отсутствие жены, Рудольф вышел взглянуть, что с нею, и увидел взбегающей по лестнице с первого этажа.

— Ты на улицу выходила? — спросил он.

— Нет, пойдем. — Она провела

его в их спальню и плотно притворила дверь. — Приезжал Рем. Я с ним говорила. Он не захотел подняться, сказал — чтобы не испортить Адольфу настроения. Он спрашивал, где ты.

— Что за чушь! Почему он сам со мной не…

— Я не знаю! Я чуть не силой заставила его объяснить! Он сказал только, что вы с Робертом подъезжали к его дому и что ты стоял под липой — с пистолетом, под дождем. Он сам был в это время у Людендорфа. Ему доложили.

— Черт!

— Что произошло?

— Да нет, все правильно! Я этого ждал. Правда, не так скоро. Что ты ему говорила?

— Я не знаю, Руди. Я сказала правду.

— Ты сказала, что мне померещились парни из СС и мы с Робертом уехали с вечера?

— Да. Я когда не знаю, что врать, всегда говорю то, что видела. Это меньше запутывает дело.

— Оригинально! Впрочем, может, ты и права. Лучше быть психопатом в его глазах, чем… Сам он больше ничего не рассказывал?

— Нет.

Гесс походил по комнате, поглядел на часы.

— Я ему позвоню через десять минут. Остается только надеяться, что информация в СА распространяется не со скоростью света.

— А что ты там делал — под дождем?

— В себя приходил.

— Под деревом, перед его окнами? Он всегда тебе верил…

— Но это правда! Я тоже не люблю запутывать дела. Нужно только сообразить, сколько человек могли меня там видеть. Получается — около двадцати.

— Что с ними будет?

— Если он поверит, то всех уберет.

— В каком смысле?

— Рассует по провинции или… Откуда мне знать?

Он сёл, чувствуя, как кровь опять приливает к голове и начинается сердцебиенье.

— Эльза, иди, пожалуйста, к гостям, — попросил он ее. — Я позвоню Эрнсту и тоже приду.

Когда жена ушла, он сунул голову под кран с холодной водой и сказал себе, что если все-таки не сдохнет сегодня, то уж точно проживет до ста лет. Рудольф уже ясно сознавал, что в сложившейся ситуации Рем просто обязан ему не поверить. Именно этого потребуют от него неврастеники вроде Штеннеса, давно подозревающие происки мюнхенцев против доблестных СА.

Гесс сел за стол и положил перед собой белый лист — это всегда помогало ему сосредоточиться. Итак, что могло означать для Рема появление Рудольфа Гесса и Роберта Лея около его дома в его отсутствие и это стояние Рудольфа под дождем с пистолетом в руке в течение пяти минут, а затем — возвращение Лея и поспешный отъезд обоих? Что это могло значить с точки зрения охранника Рема, не рядового, конечно, но тупоголового, преданного шефу штурмовика, подозрительного по отношению к мюнхенцам и близкому окружению фюрера? Полный абсурд, эмоциональный всплеск, нелепая выходка? Как бы не так! Да

ни один штурмовик попросту не стал бы в это вдумываться. Все они в подобных случаях реагируют одинаково — учуяв опасность, встают в каре и достают оружие. Иными словами, если информация просочилась в ряды СА, может произойти то, чего никак нельзя допустить в преддверии переговоров со Шлейхером. И виноват в этом скандале будет не Рем! Справедливо сказать, что Рем в этой ситуации ничего поделать не сможет, потому что все за него уже сделано, все предопределено! И кто это сделал? Рудольф Гесс! Будущий заместитель фюрера, его аlter еgо, самый близкий и преданный друг! Правильно Роберт назвал его — разрушитель!

Гесс поднялся из-за стола и постоял у окна. Пистолет Лея все еще лежал в кармане куртки, которую он, сняв, бросил в кресло. Пистолет… Что значил в этой ситуации пистолет? Пистолет — орудие нападения. Или защиты. Чем он был в его руке там, под деревом, перед окнами Рема? И вообще, зачем Лей дал ему свой пистолет? Полная бессмыслица… Если сам Рудольф не в состоянии этого понять, то чего ждать от охранников Рема? Каре и взведенных курков. Значит, остается одно — заставить свидетелей молчать, рассовать по провинции или вообще зарыть под деревьями. Пойдет на это Рем? Непонятно. Но что мог он сделать сейчас? Позвонить? Извиниться за беспокойство, объяснить, что немножко переутомился, вот фантазия и разыгралась, вот бабочки в голове и разлетались…

А что как оскорбленный фюрер и впрямь прикажет одним ударом обезглавить СА? Ведь именно такой приказ видел он в своей галлюцинации, а под ним — подпись Адольфа и свою.

Забавно! Неужели он это видел? Неужели это знак?

Рудольф почувствовал, как в голове что-то снова как будто понеслось вскачь. «Стоп, — сказал он себе. — Стоп. Сейчас нельзя. Сейчас я буду действовать четко». Он еще несколько минут сидел у стола, глядя на белый лист, наконец взял ручку и написал несколько строк Затем нашел в столе нужный конверт и сунул его за пазуху. Надел куртку, нащупал в кармане пистолет.

И позвонил Гиммлеру.

— Генрих, мне нужны ваши люди. Человек двадцать. Пришлите их к штабу СА. Я выезжаю. — Написав еще несколько строчек, он взял оба листка и, сложив их, вызвал слугу. — Эту записку передайте моей жене. Эту — доктору Лею. Но незаметно, пожалуйста. Вы поняли меня?

Лакей кивнул.

Штаб СА находился в десяти минутах спокойной езды. Когда Гесс остановил машину, отряд СС во главе с Гиммлером ждал его у входа. Вот это оперативность! Рудольф отвел Гиммлера в сторону.

— Генрих, вы верите в предчувствие?

— Да, — был ответ.

Гиммлер не лгал, он верил. И Гесс это знал.

— Генрих, меня дважды посетило предвиденье. — Он достал из-за пазухи конверт. — В этом письме мне сообщают о заговоре против Эрнста Рема, якобы этот заговор зреет в СС. Сегодня вечером я дважды как наяву видел то, чего не должно случиться. Пусть кто угодно называет это галлюцинациями, но мы с вами знаем, что такие предвиденья уже посещали фюрера. Сегодня это случилось со мной.