Плачь, Маргарита
Шрифт:
Почти рассвело.
На высоте воздух казался еще светлее, как будто вся ночь упала вниз и лежала на Фихтельских горах темно-лиловыми пятнами. Ландшафт был и впрямь замечательно красив, особенно когда на несколько минут показалось солнце и рассыпало по склонам гор мириады остро мерцающих алмазов.
В полете они не сказали друг другу ни слова. Всегда несколько надменное лицо Греты к концу пути пылало, а Гели все острее ощущала нелепость собственного присутствия.
Они приземлились в третьем часу на аэродроме СА под Франкфуртом. Подскочившему адъютанту
Через полчаса они втроем, все еще не проронив ни слова, въехали в готические ворота, за которыми широкая аллея лип вела к старинному особняку. Хозяином его был муж троюродной сестры Лея, известный в городе адвокат, один из активных юристов НСДАП, привлеченный к делу о покушении на Рема.
Адвокат как раз собирался отправиться по делам, когда увидел выходящего из автомобиля Роберта, как ему показалось, пьяного в дым, и двух молодых женщин в огромных куртках, с летными шлемами в руках.
Когда девушки вошли в дом, они были уже в норковых шубках и оказались прелестны, хотя и очень смущены. Роберт же, сделав на ходу несколько неопределенных жестов, быстро ушел в дальние комнаты, оставив хозяина в полном недоумении. Тот предложил дамам раздеться и пригласил в гостиную, куда явилась его супруга, которая настолько привыкла к экстравагантным выходкам своего родственника, что ничему не удивлялась. Она тут же велела подать крепкий кофе и задала несколько вопросов о погоде. В это время возвратился Лей и представил родственникам фройлейн Гесс и фройлейн Раубаль, объяснив, что они, все трое, только что прилетели из Северной Баварии и нуждаются в отдыхе.
Хозяйка тотчас отправилась показать гостьям их комнаты и сделать необходимые распоряжения по дому, про себя недоумевая — имя Ангелики и ее положение были известны тому кругу посвященных, к которому принадлежал адвокат Генрих Кренц.
Сам хозяин, оставшись наедине с Леем, развел руками.
— Сразу две? Ну, Роберт!
— Иди к черту! — Лей поморщился. — Лучше слушай меня внимательно. Это не то, что ты думаешь. То есть наполовину не то… То есть только наполовину то… Тьфу! Одним словом, у меня сотрясение мозга, меня без конца тошнит… Мне нужен врач и телефон, и никто ничего не должен знать!
Он снова вышел. Через полчаса Кренц зашел в комнату Роберта с врачом, который осмотрел Лея и нашел у него сильный ушиб левого бока и сотрясение мозга, не на шутку напугав Кренца.
— Что же это такое, Роберт? — недоумевал тот. — Сегодня во всех газетах пишут, что тебя не было в той машине. Как же так?
— Это на меня кабан наехал, — пробормотал Лей. — То есть я на него…
— Бредит, — пояснил доктор. — Нужен полный покой.
Однако, полежав полчаса, Роберт поднялся, сказал, что ему лучше, и еще полчаса разговаривал по телефону, давая указания сотрудникам своего аппарата в Кельне и порой переходя на такие выражения, что разок Кренцу пришлось все же напомнить, что в доме две юные особы, и хотя дом большой, но все-таки…
Недоумки! Кретины! Стоит мне уехать на неделю, так не
Успокоившись, он позвонил в Рейхольдсгрюн, и Гесс сообщил ему об отъезде фюрера и Гиммлера в связи с «переменами в тактике». Что за перемены, Рудольф по телефону, естественно, не объяснил и предложил дождаться фюрера во Франкфурте.
— Кстати, он ничего не знает о пропаже, — добавил Гесс — Лакей передал ее записку после отъезда Адольфа.
«Этого мне только недоставало!» — ужаснулся Роберт. Он живо представил, как фюрер приезжает во Франкфурт, а навстречу ему выходит Ангелика.
— В этом богобоязненном доме есть коньяк? — обратился он к Кренцу.
— С сотрясением-то мозга! Ты в своем уме? — возмутился тот. — Знаешь, я сейчас приглашу одну из твоих спутниц, и пусть она решает, что с тобой делать! Или позвать обеих?
Роберт притих. Только сейчас он сообразил, что Рудольф ни словом не обмолвился о сестре.
Но, может быть, это и к лучшему. Что они могут сейчас сказать друг другу?
Роберт принял ванну, переоделся и, с отвращением оглядев себя в зеркале, постучался прежде к Ангелике. Он сообщил ей, что фюрер прибудет во Франкфурт около десяти вечера.
— За мной? — ужаснулась она.
— Фюрер ничего не знает о вашем, — он не сразу нашел нужное слово, — путешествии. Нет, это деловая поездка.
— Так, может быть, мне прямо сейчас и обратно? — обрадовалась она. — Он ничего не узнает.
— Нет, фройлейн, я вас никуда не отнущу. Об этом не может быть и речи.
— Он потребует объяснений, — смутилась Ангелика.
— Лучшее объяснение — это правда. Хотя я, честно говоря, и сам не вполне понял ваши намерения.
Гели молча достала из сумочки браунинг.
— Как он к вам попал? — удивился Лей.
— Он попал прежде к Рудольфу. Я не знаю как. А он подарил мне его на день рожденья. Я умею стрелять. Я могла бы защитить нас обеих. Если бы в дороге кто-нибудь напал. Я испугалась за нее, — добавила она тихо. — Я знаю, как это бывает, когда теряешь голову.
Картина вырисовывалась ясная. Но в каком свете увидит ее фюрер?
Гели в бледно-зеленом декольте и изумрудах, в которых была минувшим вечером в Рейхольдсгрюне, выглядела весьма убедительно, но Роберт после минутного колебания все же предложил: