Ты черная клякса на странице,гнездо без птицы —начало тоннеля,мертвая вода, что гладит русалкой лоб,сдирает наядой водяную кожу,визгом птичьим обгладывает кости в помете.Хрустит, переливаясь,будто стеклянный бой под солнцем.Есть нечто, назовем филином, который есть дева —твое скрытое имя, что удержит могилу на размытом погостеи солнце в небе, когда небо свернулось.Внутренности мои зеркальны как термос,встают радугой меж двух фонтанов.Красный цвет, бесполая кожа, девичьи мускулы,больше под языком, чем на руках!Антигона – внутренность баржив мазуте, где плавает фаллос Крона,где плавает нечто, назовем это фаллос бога,огромный, раздутый,сон в черном аквариуме, ртутная трель соловья.Чернота, вывернутая в себя разрывом мины,вывернутая из земли, почти что из человека —вот как рождается кровяное тельцев тонкой вене у твоей ключицы.Фарман в шаре с винтом, летящемвокруг башни, назовем такчерный
куб убитого брата,вынутый из земли, вставленный в небовместо луны и солнца.Антигона, пожирающая детские кроватки,воздушные шары и дельфинов,влагающая черную голову с нежными губамив девичьи подушки, выпевающая звуки,от которых умирают птицы,а роженицы рожают без боли,бормочущая, считающая зерна в колосе,чтоб довести слепца до Колона —моя пясть состоит из тебя,мои губы,моя чешуйчатая в серебре смерть,нет имени стеклянному мосту меж нами,нет имени.
«Дистанцию вложить в коня…»
Дистанцию вложить в коня,как дюйм и ласточку в циклон,и мускулов костер креня,стянуть разбег в надежный стон.Так девять выпуклых небесвращают мускулистый бег,и вложен в финиш неба вес,что бегом вынут из-под век
ЖОКЕЙ 2
Он согнут был и на коленях зол,и ветром по щекам исхлестан,как будто трусики тянул с упрямых бедер,а не поводья, и не совладав,так и исчез за финишной чертой.А в море белый кит лежит,как белый айсберг с выгнутым хребтом,и ждет Ахава, словно цеппелинсобой ощупать дождевую каплю.
БЛЕЙК. ВОРОБЕЙ
Мы поднимались с Ангелом по лестнице,за пазухой у меня был воробей.На Земле, – сказал Ангел, —для воробья одно слово,(я произнес это слово: sparrow, old stager,я увидел его) . —На Луне – другое, и он промолвил его,и воробей изменился, а я почувствовал,как сдвинулся мой череп.И когда мы поднялись до Юпитера,и я произнес «воробей» ,я понял смысл звезд и речиСерафимов и Престолов,и почему есть смерть и боль,хотя здесь их и не было,и почему написаны книги, а любовьне умирает, и каждого сверчка ведутчерез мрак Архангелы.А выше еще, в Первосвете, не стало слов,каждый звук вмещал все смыслы,всех людей, ветви, кораллы, зверей и звезды.Вы на Земле слышите толькодно слова, можно сказать, его пятку, —произнес Ангел, – но в пятке живет все тело.Ступайте !Я иду по Лондону к мистеру Флаксману,Я слышу львов сердца, гарпий ума,у меня на плече сидит воробей,он в снегу до бровей и в словах до бровей,говорит глаголы, сжимает существительные,существительные птиц, домов и людей,имена существительные – в имена существующие:в матросов, в гравюры мистера Флаксмана, вснегирей,положим, его никто не видит после вознесенияк Источнику, но я-то вижу его, в отличие, скажем,от мистера Суинберна.Лети, снежок, как свет,другой дороги нет,как та, в которой тыиз имени стал свет.И снегу из-под тучсвети, свети, окно,чтоб Боттичеллев лучсжимал двоих в одно.И нас влечет туда,вотще и напролом,словесная пятас неистовым крылом.
ЛЕВ И ЛЮБА
Из пасти твоей, из пясти еевытащим язык и алый платок,мокрый от крови и в язвахот речи. Люба, в драке ты воешь,харкаешь и плюешься,схватив со щита пожарный топор,красная брызжет слюнаи, расходясь, пустеет радиус тебя —полоумного льва,вывернутого в вывернутой воронкенаружу своей же печенью, легкими и клыками,в ситцевой юбке, кривоногая.Как зализывала коленку на сене под школьным крыльцом,и Рафаил нес тебе еврейскую землю в сердце своемс Лао-Цзы, Иоанном и птицами,ибо ты распалась на птиц,Орехова Люба,на сопли, сгустки крови и снегирейи теперь стоишь меж птицей и львом,где стоят великие.Скорее всего, тебя убили в драке илипропала в советской колонии,Любовь Орехова, 1 2-ти лет, дурочка.Люди входят в себя как в храмили как в камеру,это как кому повезет,кто-то живет у параши,кто-то восходит меж птицей и львом.
ЛИР
Лир несет себя, как фонарь,освещая гарь, как звонарьколокольню в месяц январь,колотя меж губных,что завел пономарь.Мир несет себя, как фонарь,вместо света какая-то лимфа, что ль,какая-то нимфа, липкая словно скотч,а в сердце кривая боль —то ли кровь стучит, то ли дочь.Ах, не дайте мне языка,гуттаперчевого казака,склизкого, как звезда,как лопасть весла.Освещу я себя самого —освежеванного левиафана сердца прорванного своего,куда его пыл уплыл, пламя куда ушло ?Я сошелся в шар, разошелся ликом,расточился бликом в рыданье великом,и стою я, ночная спина,между двух костров человекиз дождя и снега, из снаи из крови, и входит снегв мою грудь
сердоликом.
«Давняя история с флагом…»
Давняя история с флагомкогда идешь по безлюдной утренней площади а он едва шевелится на балконе в ветре с моряи из него проступаетголова дракона которого ты прежде не видел
ШАР
Я выговаривал шар изнутри шара,и губы мои дымились,а сердце легло в урну и в прах.Я позвал первую любовьи последнего ангела,зарубленного саперной лопаткойна сельской дороге,ушел за гортань и звук,в рассеченную шею, и как бился голубь —первое пламя листвыи зеленые губы Иуды,я плакал как фортка и стонал как ветер,ушел от людей, деревьев,дул в свою вену как в ствол,отчаялся как океану безмерной фиалки,и тогда шар выговорил меня.И губы его были в крови.
ПРЕВРАЩЕНИЯ
Глаз смотрящий на бабочку бабочкой стала на землю – землейзачем тебе дева вся если суть умещается в кулакевнутреннего телакак силомер стеклянный иживет снегирь трехгрудый в сердце твоема в черепе черпает мысль черепахапуговицы от бюстгальтера отпечатались на белойспинеаккордеона короб сжимал танцы иблузки меж белых ног живут белые птенцы и букваиз воздуха за которой гонялся плутархтвой влажный глаз и алый рот —простор метаморфозыты рассасываешь землю в себятак рыба превращается в водув без человека – гротв сто губ набухнувших молчащей розыубитая Кассандра кровью говоритбез слов и снег летити догоняет вещего Эдипаи красным комом по сердцу стучитИ ты ложишься в челн как рыбаи в самолет садишься гнутой птицейи входишь в яблоко всем яблоком глазнымтебя земля стирает словно складкупощелкивающий утюгпространство взгляда где ты еще не танкерно уже не человекКто взапуски бежит в нем на прозрачном местеблоха или гомункул —и темя гераклита на ладони —с живой водою огненная плошка —птичья точка где тебе переливатьсяиз себя в себявсеми монстрами совокуплениями зевсамикак оренбургский платок продернутьсквозь кольцо лицаи в мать ложимся матерью зеленоглазой
РОЩА ЭВМЕНИД
/ЭДИП И АНТИГОНА В КОЛОНЕ/
этот воздух беговой весь соловый легковой и шершень с губ слетает эвмениды и гул в груди гуляет и гулит и мы стволом с судьбой и солнцем слиты и лист со лба как крышка отлетит как саксофон кровь тяжестью прогнута и в танкере ребро длиной не достаетдо горла серого и синего мазутадо выпуклых глазниц где соловей поет олень опять выходит из оленя и пустота из пустоты в просторный сад царь из царя колено из колена из девы дева и из брата брат облеплен полым воздухом из арки как полиэтиленом бьешь веслом и дышишь грудью порванной и жаркой и вестник длинногубый невесом и соловьи как трубы из органатебе поют из красного стаканатвой красен шаги бел твой путькак материуста и грудьты втягивался как в пятуулитки ласточка звенелаи уходила в высотулуча что не отринул тела
«смерть приходит с конскою головой…»
смерть приходит с конскою головойспеть хрустальную песенкубабочки мать хлоя кружатся вокруг Пананаподобие нимба Пан возбужден Вместо одной пушки на станции В. стоит другая Мы долго искали ту что стреляла по танкамКогда плывешь вода прогибаетсясловно стеклянная женщинаВнезапно оглядываешься на прошлое так быстрочто на затылок накладывается еще одно лицо вот так воровски и входит в кровьнастоящаяий рим с триумфом и Янусом аркипропахшей мочойа мальчики убивают друг друга снежками а он целует белые трусикина лавочке в парке и что-то бормочет об антигонеВолга стекает с затылка изменяяразиных голубей вообще именаи ты просто идешь по улице совсем как клерквцепившись в ржавую лиру ребер рассматривая что-то там звездной головойто ли шепчешь что, то ли плачешьэто как есть стеклянные имена родителейили грызть сахар звезды
СНИГИРЬ
Снигирь безрукий песнь поет суворовнет им земли себя чтоб различатьвложить как слог губной как птичий говорот плоти плоть – в земную эту пядьнас нет покуда длится это летос войной и бабочками с тишиноймы – то в чем это есть как омут светавмещая все бездонной глубинойсам дрозд и я с дроздом дружу милуюсьи с ласточкой глоток воды делюнелетны как они в крови взрываясь!как хлопотны как стоят по рублю !Суворов пой расти петущьим сердцемДержавин плачь всей розою груднойснигирь поет придвинув небо цейсоми флейта множит прах земли живой