Плач по Блейку

Тавров Андрей

СНЕГ

Белый снег падает на землю.И лишь коснется —не отличить черного быкаот вырытой могилыдаже на ощупь.

СНЕГ 2

Снег сыплется из глаз и из-под век,из-под век Блейка сыплется снег и разлетаетсяпо пространству и покрывает, и покрывает,умножая и множа, жаля и изменяя,и покрывает башню, шпиль над ней,и покрывает часовые стрелки,и барк в порту, на улице – коней,стоящих в снеге, как на дне тарелки.Снег сыплется из глаз и из-под век,преображая Тейлора и Смита,выбеливая шляпы, чуткий снегпокрыл равнины и летит сквозь ситоиз глаз и век. А Блейк застыл один —он знает про окно восприятия, мистерпророк, знает, что каждый видитлишь то, из чего он сам состоит, в основном, —у кого-то голая девка, а у кого-токуча монет, а у него – то, что Богдал

видеть сквозь окно созерцания,ибо снег воображения – это реальность,большая, чем основная, всем доступная,делающая из людей бл–х ангелов,сплошное непотребство, сортирную вонь.Снег покрывает площадь и газон,и шлюпки дно, и шляпу, и заборы,он бел и легок, он похож на сон,он из-под век, он вхож в дворы и поры.И каждая снежинка – человек,завитый в раковину, словно в пламя,из глаз своих завитый в из-под веклетящий снег людской, что дышит намии создает дракона за углом,за ним мальчишку-трубочиста в сажеи белый барк, и белый-белый клен,и ангела, и столб, и экипажи.Живой сей снег есть то, что ты творишь,и сам ты снег, и сам из глаз летишь,себя им множа, облепляя мир,и звери в нем снуют из нор и дыр,и на трактир архангел наступил,второй за снежной тучей протрубил,снег на Вестминстер сыплется, дрожа,и, как Левиафан, плывет баржа.И пахнет дымом, елкой и зимой,а он, как снегоуборочная машина,мечет снег яви из глаз навесь мир, мистер Блейк, в шляпе и перчатках,и кричит в снегу петух и мочится козел у забора.Гав-гав, говорит собака, и он отвечает: гав-гав !И каждое слово снежинка, каждое – человечек.Гав-гав, говорит пес, ку-ка-ре-ку – петух,а снежинка молчит, раскаленапламенем, как немой логос.Баржа уходит, и снег заносит ее пустую корму,и из окна вослед ей смотрит архангел Рафаил,словно большая белая женщина с усикамиили рыба белуга, полная икры.…на камни, на брусчатку, на сады,на яблони в садах, на сердце яблок,на сердце их сердец, на шум воды,на сердце света в сердце сироты,и прыгает в ветвях бессмертный зяблик.

«Расскажи, ракушка, вырванным языком…»

Расскажи, ракушка, вырванным языком,что Ангел тебе говорил на адыгейском, глухом,как узнал в тебе узел, что развязался в плачмальчика на снегу, в коротковатый плащ,как вы в трех мирах разъяты, разнесены,завязались в узел средь развязанной тишиныи стоите тихо, как незнакомый бог,и снег идет, и падает на порогдома, где мама воет и отчим, пьян,наискось рвет на груди баян,как сыплется снег, никому не знаком,и как трое стоят световым комком,расскажи мне, ракушка, вырванным языком.

СОБЫТИЕ

Рыба-гора подплывает к Блейку и тихо свиститангельским свистом, пастушьей свистулькой,а за окном:мальчишка с ветряной мельницей в руках, дым надкрышами, солдат-инвалид, пятна гортензий в окнах,трактир, телега с бочками, крики рабочих с речки,существо без крыльев, голое как мешок, большеТауэра, простерлось до звезд, раздутое, без слов, безжабр, без глаз, и песни из трактира, водокачка, клеткис птицами, франкмасонская таверна, на дверях табличка«Лекция о Платоне мистера Томаса Тейлора», Mr. Tayloron Plato, раздутое как мешок, без слов и без жабр,выше башни, снежок и пятна навоза.Слова не жабры, и жабры не слова.У слов есть жабры, и тогда они плывут как рыба,а если узоры, то летят как бабочка.Рыба подплывает к Блейку и тихо свистит.Океан блещет гравировальной волной.Из горла мистера Блейка рыбе ответствует птичка.

ТОВИТ

Трупы приходят и уходяткак медведи или облака,как ветер или корабль.Товит хоронит трупы,окунается в скверну.Приходят и уходят, как берега,как новая кровь в красных колесахаорт и вен. Как зима или осень.Товит кладет труп в прозрачную сферу,вкладывает сферу в другую сферу,а ту еще в одну небесную сферу,и сферу Юпитера в сферу неподвижных звездвталкивает Товит плечом мускулистым,как камень вкладывают в центрбегущих по пруду кругов,и стеклянная лодка последнего небауносит ожившее тело.Трупы приходят и уходят,оживают, снова уходят,небеса сворачиваются и разворачиваются,как баян или гимнастерка.Товит сжимает кремень в горсти —выбегает из камня слеза.Небо сжимает Землю кулаком мускулистым —выступает из праха Товит.

ЧЕЛОВЕК-КОЛОДЕЦ

Мимо автомобилей, фосфоресцирующих, как перегной,человек-колодец раскрыт во все стороны плещущей глубиной.Как ветер, парусник, парусами поймав, ведет,иль чуткой бровью щекочет луну кот,он ловит внутренний шум шорохов, гул пустот.Космической

станцией над тротуаром висит,серебряный лабиринт, невесомый монстр,живой головой в толпе шелестит,уходит ручьем в овраг, под змеиный мост.Сорок срубов он держит в себе, глубиной дрожа,как штангу в рывке силач, если рвануть вовнутрь,и стоит, словно черный джип средь стеклянного гаража,и сыплется, хрупок, хрустален, как плот, пруд.Кто ему песни пел, кто по нем горевал,свечку кто задувал или к плечу приник?Но стонет, Лаокоон, разведя себя змеем в провал,чтобы шел, удлиняясь, в черную глубь крик.Ему друг – заводная пуля, колодезный ангел, пес,что сбежал с живодерни и роет в себе дыру,да срамной Катулл, что хрипит и, как танкер, бос,подыхая от полнолунья, полыхающего по нутру.Человек-оркестр колодцами втянут, какрояль что изогнут вовнутрь нарастающей тягой струн,чтоб до сердца тонул моцартов вещий пятак,человеком вставал неоплаканный в поле труп.Он плывет по волнам, завязывая волну,в узел жизни – солдат, земли нестерпимая ось,от него лучу прямей и круглей холму,и воздушному кораблю в свете играть насквозь.Персефона тебе сестра, а брат закадычный – холм,то-то тихую песнь поют, то-то бредит брод…И стоишь ты в колодце лучей, нестерпим и гол,и немая вода вяжет черный от вопля рот.

«Куда уходит юла, пока стоит…»

Н. Болдыреву

Куда уходит юла, пока стоит?В рощи, осенние рощи уходит юла,где деревья гудят, как она,как она, идут.А на Луне Каин хворост несетв бесшумной, как гул, тишине.Куда уходит зеркало, пока стоит?В рощи, осенние рощи уходит оно,может, пруд отразит, облако, может, селезня.Куда ты уходишь, селезень,когда гудишь, как юла,отцеживая вес, словно запотевший фужер?Куда мы все собрались, стоим,покачиваясь, кивая, хватаясьза ускользающую вертикаль.

ОСЛЕПЛЕННЫЙ СОБОЙ

На одном колене, как Геракл от душ,ты защищался от слепых век,облепивших тебя, как раковиныкорпус судна. В каждой жил мир,тот, что ты видел прежде, нотебя звала полная слепота, ты защищал ее,отдирая с себя твердых моллюсковс тиканьем сердец меж створок, с криком:«это ручей! » , с лунным отсветом белых ног.Никто не ослеп сполна.Никто не отдал все свое зренье богиням,дочерям Памяти, чтобы принять взаменголубую свистульку, босые ногии странный предмет, который не опознать.

НЬЮТОН

Воображение есть форма красоты,и караван идет в воображенье,и им рожден – бескрайний караваниз голых Ньютонов идет в пустыне,и снег летит на камни и песок,на двойников, бредущих к горизонтус лиловой и смиренною звездой,и на полип, который, словно мозг,иль мускул, заживо прилип к плитеи движет землю, камни и людей,и тварь, которой мозг принадлежит,вопит от нестерпимого усилья,и сокрушает ось земнуюудар Левиафана.Порхать, как бабочка над солнечным ковром!И расскажи мне, маленькая фея,крошечным ртом о мире и гигантах, —бормочет Блейк, и лоб его блестит.

МЕЛХИСЕДЕК

Как пузырькиотрываются от дна котелка,отрывались эти люди и смыслыс их словами про жизнь, силу и войны,про женщин, банки, путешествия игосударственные задачи,а потом рассеивались в воздухе паром,смешивались с туманом,рассеивались без следа, – сказал Мелхиседек, —и добавил, вздохнув:не создав ни одной стоящей песни.

БЛЕЙК. ФРАГМЕНТ 4

И пришел ко мне ангел, и был он как черный куб.Я не ковал этот куб, не мыслил, не трогал его перстами.И пришел ко мне другой ангел, и был он как пустота.И в них рождались миры и кричали дети, и рожалиженщины, и мочились мужчины у стен.Я спросил – вы ли вестники конца времен?И они ответили – радуйся и плачь, соделай из себя гроб,маленький детский гроб, сегодня закончилось Время,на Поланд-стрит битюг задавил нищенку с младенцем —упокой их и схорони меж звезд, на кладбище за мостом.И пришел Дракон, чтоб меня пожрать,но гроб опалил ему глотку. И черный куб стал моимправым глазом, а пустота – левым.И я иду в свою мастерскую, и пламя от плеч моихдостает до кораблей и птиц Небесного Иерусалима,не изменяя ни единой снежинки, ни к кому не взывая,зачиная новые звезды.Ангелы детиснежинки летятнет в целом светедетям преградБуквы и дети —ангельский труд —белые клетипоразомкнутТемза оградабелый пустырьпенье из садаи монастырьЛик из-за ликасвет от лучамиг из-за мигаснег и свеча