Плачущие тени

Бузакина Юлия

— Это самое глупое решение из всех, что мне доводилось принимать, — молвила она и медленно встала. Платон тут же занял ее место и принялся весело обсуждать подробности будущей поездки с отцом.

Остаток вечера Наталья Петровна судорожно проплакала в подушку. Она даже не могла уловить нить своего отчаяния, настолько все запуталось в последние дни. Ее переживания по поводу работы, скорое поступление сына, а тут еще и поездка в Германию, как снег на голову. Ей казалось, путешествие — это страшно глупое и неоправданное решение, угроза ее собственной целостности. Инстинктивно она ощущала тревогу, когда не могла опекать Платона. А сын всеми силами пытался вырваться, вдохнуть свободной грудью.

Ей казалось, он неоправданно рискует, поддаваясь порывам юности. Ее сценарий его будущей жизни был просчитан и продуман. Материалов для его будущей научной диссертации она набрала столько, что хватило бы на собственную докторскую. На собственную… которую не создала, беспокоясь о Платоне. Эх, если бы у нее на руках была докторская диссертация, ей бы не грозило увольнение. С ней бы больше считались на родном факультете. Ее бы не лишили должности заведующей так легко. А сейчас с ней нянчатся лишь из жалости и сострадания к Платону. Какой жуткий поворот! На факультете с ней поступают точно так же, как и она всегда поступала с сыном. А теперь ее сын жаждет свободы. Он еще не высказывает открыто свой протест материнскому сценарию собственного будущего, но незапланированная поездка к отцу — это первый тревожный звонок.

К середине ночи Наталья Петровна с удивлением обнаружила, что у нее кончились слезы. Сдавленные рыдания продолжали давить спазмами, но глаза теперь были сухими и красными. По стене снова пробежала таинственная темная тень — след от фар мелькнувшего в темноте улицы автомобиля. «Не хочу…Я не хочу смотреть этот спектакль!» — с горечью натянула она на голову одеяло и вскоре заснула.

Воскресенье выдалось хмурым и пасмурным. С самого утра накрапывал дождик, по улице торопливо бежали, прячась под зонтиками, одинокие прохожие. Прямо на бульваре стоял торговец с коробкой маленьких разноцветных букетиков. Четырнадцатое февраля — день влюбленных. Наталья Петровна, обделенная мужским вниманием, относилась к подобным праздникам с тихой ненавистью и считала их выдумками иностранной буржуазии, не знающей, чем еще себя развлечь. Для нее не было большого различия между днем Валентина и Хеллоуином. Разве что во времени года.

Она закуталась в плед и отошла от окна. Утро казалось омерзительным.

Неслышно открылась дверь. В комнату, бережно сжимая в руках бумажное сердечко, заглянул Платон.

— Надеюсь, ты припасла для меня Валентинку, мама?

— Я забыла ее на юридическом факультете. Извини, там нас не учат нежностям, — холодно произнесла Наталья Петровна. Но бумажное красное сердечко с нарисованным котенком приняла.

— Жаль, что вас там этому не учат, — грустно вздохнул Платон. — Я надеялся, что ты вспомнишь про валентинов день. Думал, мы с тобой купим пирожные или тортик, и попьем вместе чаю.

— Отпразднуем твой отъезд в Германию? — колко отозвалась мать.

— Ой, ну далась тебе эта Германия! Разве ты никогда не допускала мысли, что я могу скучать по папе?

— Как можно скучать по тому, кто предал? Он бросил нас здесь, а теперь живет там припеваючи, и тебя переманивает! Разве он может понять, как нам здесь тяжело сейчас?

— Он хочет помочь! Но ты всегда гордо отказываешься! Сколько раз он предлагал оплатить моих репетиторов?

— Нам не нужны его жалкие подачки!

— Гордыня грех, мама. А ты нос задрала выше всех, и строишь из себя жертву, благородно взошедшую на эшафот! Если бы мы не отказывались от материальной помощи папы, нам не пришлось бы продавать машину!

— С каких это пор ты меня поучать решил?! — взорвалась Наталья Петровна.

— Я не поучаю тебя. Просто говорю то, что думаю. Не хочешь пирожные с чаем, и не надо. — Обиделся Платон и пошел собираться к репетитору.

Наталья Петровна поднялась

с постели и направилась в душ. Настроение было испорчено. Его не поднимали даже струи горячей воды.

Она уже вытирала голову полотенцем, когда зазвонил сотовый телефон. Сердце удивленно подпрыгнуло — это был звонок от Саши Велюрова.

— Ната, приветик! Ты какие пирожные любишь?

— Привет… Пирожные? — растерялась она. — Не знаю. Никакие. Всякие.

На другом конце провода раздался бархатистый смешок.

— Ну, тогда я всяких куплю. Через двадцать минут буду у тебя. Ставь чайник!

Будет у нее?! Вот так просто, без договоренностей заранее?! Наталья Петровна бросилась в свою комнату. Молниеносно собрала постель. Раздвинула тяжелые гранатового цвета портьеры, придвинула журнальный столик к дивану. Комната быстро превращалась в гостиную. Не успев отдышаться, она метнулась к комоду. Нервно подкрасила глаза и губы, нанесла румяна на скулы.

— Платон! Чайник поставь! — крикнула в коридор, и только тут заметила, что стоит, завернутая в полотенце. Кинулась к шкафу. Не найдя ничего подходящего, дернула с вешалки свой алый шелковый халат. Подумала, что это несусветная глупость — встречать гостя в халате, и снова распахнула шкаф. В этот момент раздался протяжный звонок в дверь. Осознав, что гостя все же придется встречать именно так, Наталья Петровна затянула потуже пояс длинного шелкового халата и поспешила в прихожую.

Он стоял в дверях и улыбался. Жутко привлекательный, пахнущий дорогими духами и дождем. Его руки были заняты двумя крепко перевязанными картонными коробками из кондитерского магазина и букетом роз нежного персикового оттенка.

— Ну, приветик, — по-хозяйски шагнул он в прихожую. — Какая ты… яркая. Похожа на весну.

Наталья Петровна отступила на шаг назад и судорожно сглотнула. Губы предательски дрогнули и расплылись в улыбке.

— Привет.

В проходе нерешительно замаячил Платон.

— Мам, а кто это? — нахмурившись, спросил сын.

— Александр Константинович, — бодро протянул руку юноше Саша Велюров.

— Платон, — недоверчиво пожал руку тот.

— Платоша, мы с Александром Константиновичем учились на одном курсе. Вот, недавно снова встретились, — заискивающе улыбаясь, поспешила объяснить Наталья Петровна. — Саш, давай пальто, а то оно мокрое совсем.

— А-а, снова юридический факультет… — разочарованно потянул сын.

— Юриспруденция, молодой человек, это область неисчерпаемых возможностей, — протягивая хозяйке цветы и коробки с пирожными, произнес Александр.

Наталья Петровна унесла угощение и цветы на кухню и быстро вернулась. Помогла гостю повесить влажное пальто на вешалку и пригласила в гостиную.

— Ты располагайся, я сейчас чай принесу. — Суетилась она. — Платон! Ты с нами чай пить будешь?

— Нет, мне уже пора! — отозвался из прихожей сын. — Вернусь к вечеру!

— Зонт возьми! А то промокнешь ведь… — произнесла она вслед хлопнувшей двери.

На подносе появились красивые чашки и блюдца, сахарница, горка из разных пирожных и ароматный чай с мелиссой. Наталья Петровна внесла все это великолепие в гостиную и поставила на журнальный столик перед Сашей. Немного замешкалась, наливая чай ему в кружку.

— Наташ, прекрати суетиться! — улыбаясь, поймал ее за руку он. — Сядь уже рядом. Расскажи, как у тебя дела.

— Да, что дела! — махнув рукой, присела рядом Наталья Петровна и осторожно взяла горячий чай. — Нагрузку сокращают, преподавателей будут увольнять… Со следующего учебного года я уже не заведующая кафедрой. Каждый день происходит что-то из ряда вон выходящее, такое, что уже нельзя как-то исправить или изменить. И приходится трястись за свое место. Ведь от этого зависит будущее Платона.