Плакала Алла. Сборник рассказов
Шрифт:
– Видишь – трубы?..
Он опять картавил, но тетя привыкла и понимала его.
– Там вода. Она там текет, – продолжал Митя.
– Вода? – Удивилась тетя. – Да нет, это чтобы держаться за них.
– В них вода текет. Слышишь, как гудят? – Стоял на своем Митя.
– Слышу, – согласилась тетя и пожала плечами.
– Сейчас вода вытекет, и они упадут. Так было в мультике.
– Люди или трубы упадут? Я плохо понимаю тебя. – С озадаченным видом посмотрела тетя на Митю своими бархатными глазами.
Тетя погладила Митю по голове и поднялась с
– Мне пора выходить, – объяснила она, а Митя вдруг судорожно схватил ее за руку и стал причитать.
– Подожди! – Поспешил он сказать что-нибудь, еще не зная что.
Он боялся, что тетя уйдет, и он ее больше никогда не увидит.
– Я буду с тобой говорить. Я хочу разговаривать с тобой.
Тетя улыбнулась, и снова опустилась на сиденье.
– Ладно, – подумала она, – одну остановку проеду пешком.
На следующей остановке Мите и тете пришлось прощаться. Поту что детдом и тетина квартира оказались в разных сторонах.
– Помаши тете ручкой, – сказала воспитательница Мите, чтобы он понял, что беседа закончилась, и, что теперь надо расходиться…
Митя послушался и понял, что разлука с тетей – это неизбежно.
Он махал ей рукой, а сам плакал и лепетал что-то совсем неразборчивое. Они пошли в разные стороны, но все время оглядывались.
Тетя уже несколько раз потерялась в толпе прохожих, а Митя вдруг вспомнил, как при расставании он заметил на щеках у тети слезы.
И тут он понял, что это была его мама.
– Мама! Ма-амочка! – Закричал он во весь голос и, вырвавшись из руки воспитательницы, побежал за тетей с бархатными глазами.
Мышильда
(рассказ)
Мое пребывание в новом мире продолжалось, и я замечал, что оно проходило не бесследно. Менялся я, менялось мое мировоззрение, менялось все, что меня окружало. Теперь я экономно расходовал свою энергию и разумно подходил к своим желаниям и возможностям. Я больше задумывался и слушал мир, в котором находился сейчас.
Землю я посещал очень редко, настолько редко, насколько мне было позволено сверху. Интерес к людям у меня пропал. Уж слишком много в них было темного и безнадежного. Помочь или исправить что-то в них было трудно, а подчас невозможно. Нужен был контакт и общение, но получить этого мне пока не удавалось. Мне не верили, и я часто вспоминал слова Алексея: «Они Богу не поверили, а ты хочешь, чтобы они поверили тебе». Это меня угнетало, и я подолгу проводил время в бездействии, сидя у порога небесной лестницы.
За последнее время я много встречал таких, как я и много выслушал от них историй и покаяний. Рассказы были веселыми и драматичными, скучными и поучительными, но они все были в прошлом, которого было не вернуть. Выслушивая истории, мне попадались и такие, которые давали мне повод для новых размышлений и даже открытий.
Помнится, как прогуливаясь по ночному городу, мне повстречался человек, вернее, не совсем человек. Это была его душа, тело которого находилось в глубокой коме. Он еще
Когда в окне зазвонил будильник, незнакомец спросил:
– Который час?
Я удивился вопросу и пожал плечами.
– Меня Виктором зовут, – представился я, а он ухмыльнулся.
– Меня тоже!..
После небольшой паузы он вдруг спросил:
– А скажи мне, Виктор, у животных душа есть?
– По-моему душа есть у всех.
– И у крыс? – Спросил он, а я вздрогнул и переспросил:
– У кого?
– Да, у крыс, – повторил он свой вопрос и посмотрел на меня.
Я увидел не молодого мужчину с холодным колючим взглядом.
– Ну, так есть у них душа или нет? – Допытывался тезка.
Я немного помялся, и чтобы не обидеть собеседника, ответил:
– Душа-то, конечно, есть у всех, только вот я где-то слышал, что у животных она умирает вместе с телом.
Мой собеседник безнадежно махнул рукой и сказал:
– Значит мне нет места среди вас…
Я хотел было ему возразить, но он продолжил:
– Крыса я последняя! Воровал у людей, которые мне доверяли и верили. Предавал дружбу и любовь, ради своего благополучия. Нет мне прощения, – казнил себя незнакомец, – и не смотри на меня так, Виктор. Меня много раз прощали и на многое закрывали глаза, но как это бывает, я нарвался на справедливость и со мной обошлись, как с последней крысой… Вот я теперь и подыхаю в реанимации. Только вот беда, что-то никак не помру, что меня еще держит в этом мире?..
Утешить его мне было нечем, а он спросил:
– А вот скажи мне, Виктор, почему все-таки – крыса? Я институтов не заканчивал, да и в школе учился кое-как, но с чем это ассоциируется прекрасно понимаю… Только ты мне скажи, почему крыса?
Я пожал плечами, не понимая вопроса, а он продолжил:
– Вот меня, например, спасла крыса. И заметь, ни друг, ни брат, а вот этот серый и длиннохвостый грызун, которого все презирают…
Я слушал своего ночного собеседника, стараясь не перебивать его вопросами, которые появлялись после каждого его заключения.
А он рассказывал мне, как остался один без средств для существования и, как он утверждал, что это было ему по заслугам. Как потом, преданный женой и друзьями, он стал бомжом, как нищенская жизнь привела его к решению покончив жизнь самоубийством.
– Я купил крепкую веревку, – рассказывал Виктор, – купил бутылку водки, хлеба и пошел искать место для суицида. Почему-то на память пришел разрушенный дом на окраине города, где я, еще будучи мальчишкой, играл в защитников Брестской крепости. Этот дом еще помнил и бомбежки, и страшную войну, и немецких фашистов. Он был полуразрушен, кровля сгорела, перекрытия упали, а его крепкие стены устояли и сохранили большой подвал. Там я играл в детстве, туда я и пришел, чтобы закончить свою жизнь.