Пламенем испепеленные сердца
Шрифт:
— Я и думать об этом не хочу, — робко, но достойно улыбнулась красавица Дареджан. — Ты за меня не волнуйся. Я этого человека никогда не любила. Более того, я презирала его. А теперь, ненавижу из-за моих Александра и Левана, ненавижу от души! — Дареджан, подражая отцу, первым назвала Александра, желая выразить всю сестринскую любовь и нежность. — Змеем истинным он был и дух испустил, как змей. Я жалею лишь о том, что бабушка не смогла увидеть собственными глазами конец лютого врага нашего… …А этот парень, названый брат Датуны, выглядит молодцом, я думаю, свое обещание он выполнит. Такие люди слов на ветер не
— Помни, дочь моя, — сказал Теймураз, — чем ниже сословием и беднее человек, тем меньше в нем ханжества и корысти, тем чище он душой своей. В князьях преданности не ищи, редко кто походит на Джандиери и Амилахори, верных людей найдешь лишь в тружениках, в поте добывающих свой хлеб. Все остальные отравлены духом стяжательства, лишь на простых людей можно положиться до конца, хотя и возвышать их не следует, дабы не портить. Ведь недаром мудрость эта сказана: всяк сверчок знай свой шесток!
Дождь хлынул как из ведра.
Промокшие насквозь всадники ехали по ущелью Лехуры. С гор неслись хлынувшие мутные потоки, наводняя чалинскне земли и неся с собой огромные камни.
Громовые раскаты сотрясали ущелье, небо будто рушилось. Густые темные тучи, траурным покрывалом окутавшие вершины гор, затемняли все ущелье. Сама природа лила горькие слезы на многострадальную грузинскую землю, которая видела больше крови и боли, чем радости и веселья.
Кутаисский дворец радушно принял очаровательную вдову Зураба Эристави.
Царь Георгий по-отечески ласково побеседовал с нею, за столом рядом с собой предоставил постоянное место. Не обходили гостью вниманием и его дочери. В чтении книг, в конных состязаниях или стрельбе из лука, в танцах или пении — Дареджан всегда была первой. Лихо переплывала она полноводный Риони, больше всех знала стихов. Если в рукоделии невестка Георгия Саакадзе Хварамзе опережала Дареджан, то во всем остальном гостья не имела себе равных. Потому-то она быстро освоилась и начала чуть свысока поглядывать на окружающих. Своего превосходства молодая вдова и не думала скрывать, поэтому, принятая на первых порах с искренним радушием, скоро оказалась окруженной завистью, недобрыми взглядами и сплетнями.
Слухи об этой зависти дошли до самого царя Георгия. Он сурово отчитал за столом младшую дочь Хварамзе, которая и была одной из основных соперниц Дареджан, а потому именно от нее исходили злые наветы. От этой царской поддержки Дареджан еще более возгордилась, хотя бдительности не теряла и все время была начеку.
В тот вечер Дареджан кормила кукурузными зернами фазанов в дворцовом саду, нараспев декламируя при этом рубаи Омара Хайяма, которые знала назубок с детства:
— Кто пол-лепешки в день себе найдет, Кто угол для ночлега обретет, Кто не имеет слуг и сам не служит — Счастливец тот, он хорошо живет.— Почему, госпожа, мы с тобой, как и наши близкие, не можем удовлетвориться лишь хлебом и водой? У тебя, милая моя, должно быть много слуг, и сама должна служить достойнейшему на свете человеку. Иначе жизнь потеряет свою прелесть! — раздался за спиной Дареджан мужской голос.
Она обернулась и, увидев
Царевич зашел с другой стороны, однако она по-прежнему не жаловала его вниманием, делая вид, будто поглощена созерцанием фазанов, клюющих зерна кукурузы.
— И опять я с тобой не согласен, госпожа Дареджан! Если невежды неблагородные страшны тебе, как же ты хочешь довольствоваться нищенской жизнью? И что же ты таким образом обретешь, какое благо?
— В обители о двух дверях чем, смертный, ты обогащен? Ты, сердце в муках истерзав, на расставанье обречен. Поистине блажен лишь тот, кто в этот мир не приходил. Блажен, кто матерью земной для жизни вовсе не рожден.— Кто сочинил эти стихи, ты сама или… — спросил обескураженный царевич.
— Омар Хайям, — отрезала Дареджан, соизволив наконец обернуться к собеседнику. «Красивый юноша, — подумала она, не сводя с царевича испытующего взгляда, — рослый, статный, лицо открытое, доброе, в гневе, похоже, вспыльчив, а в ласках, должно быть, нежен и горяч, не то, что тот…» По неписаному закону всех женщин она сразу же сравнила Александра с тем, кого успела узнать в своей недолгой жизни.
— Откуда ты знаешь столько стихов, госпожа, и чего ради так утомляешь свой ум?
— Меня бабушка обучала…
— А кто их перекладывал на грузинский?
— Мы с бабушкой…
— И стоило столько стараться?
Дареджан ответила стихами:
— Давно меж мудрецами спор идет — Который путь к познанию ведет? Боюсь, что крик раздастся: «О невежды, Путь истинный — не этот и не тот!»— Я вовсе не думаю, что мне ведом истинный путь. И совершенно не считаю себя мудрецом, грехами своими тоже не кичусь, — возразил царевич, не смущаясь колкостей.
— Не всегда в отсутствии грехов дело, и мудрость без греха тоже ничто, а скорее всего — добро и грех сам черт не разберет.
Защитник подлых — подлый небосвод Давно стезей неправедной идет. Кто благороден — подл пред ним сегодня, Кто подл — сегодня благороден тот.— Ты, госпожа, только ты подвигнешь меня на истинное благородство, научишь отличать добро от зла! — пылко воскликнул царевич, приближаясь к Дареджан.
Она же спокойно продолжала, пригасив длинными ресницами лукавый блеск своих глаз: