Пламенный лед

Борискова Ольга

– Света!
– окрикнул ее Меркулов, направляясь следом.

Она выглядела обеспокоенной, и у него никак не выходило взять в толк, что же ее так встревожило. Когда он зашел в их общую спальню, Света уже держала в руках мобильный. Торопливо открыв чехол, она принялась искать нужный номер. Вначале просмотрела недавние звонки, но среди них нужного не нашлось. Господи, когда же она звонила дочери последний раз…

– Света, в чем дело?

Николай тоже занервничал. Склонностью к панике его супруга никак не отличалась, а тут попахивало именно этим. Впрочем, вела себя она как всегда сдержанно, выдавали ее разве что глаза и немного подрагивающий голос.

– Лиза…

Ей наконец-то удалось отыскать в записной книге телефона номер дочери, оставалось

только дождаться ответа. Она прижала телефон к уху. Несколько непомерно длинных секунд в трубке стояла оглушающая тишина, ни гудков, ни металлического голоса, оповещающего о том, что аппарат абонента находится вне зоны действия сети. Она слышала только эту пугающую тишину, не замечая ничего вокруг: ни напряженного лица мужа, ни тяжелых ударов собственного сердца. Первый рваный из-за помех гудок позволил выдохнуть. Она посмотрела на Николая.

– Мой ноутбук на диване. Прочитай.

Он тут же скрылся в коридоре. Светлана прижала телефон еще ближе, ладони у нее были влажными. Присев на застеленную кровать, она посмотрела на часы. Почти десять. Значит, в Москве скоро полночь. Гудки оборвались неожиданно. Она даже не сразу сообразила, что нужно что-то сказать.

– Алло… Алло… Лизочка!
– Когда она так в последний раз обращалась к дочери, Светлана не помнила. Удивились обе. – Лиза, с тобой все в порядке?

– Да.

Ответ прозвучал только спустя пару секунд. Девушка в далекой Москве вздохнула и смахнула с лица растрепанные волосы. Видеть этого Света не могла, так же как Лиза не видела ее прикрытых в облегчении глаз.

– Почему ты мне не сказала? Я случайно наткнулась на новости. Лиза…

– Ты про аварию?

– Да, Лиза. Ты могла хотя бы позвонить?!
– тон стал жестче.

Девушка в далекой Москве молчала, хотя со связью все было в порядке. Светлана хотела сказать еще что-то, но тут в трубке прозвучало негромкое:

– Зачем?

– Как зачем, Лиз?! Ты где сейчас? Как себя чувствуешь?

– Дома, - безэмоционально послышалось в трубке. Это «дома» могло подразумевать под собой что угодно, и Света наперед знала, что большего добиться не удастся. – Мне завтра на тренировку, мам, я ложусь спать. Если ты только из-за аварии звонишь, то можешь не волноваться. Мне повезло, - она усмехнулась. – Синяками отделалась.

– Написали, что фигуристка из вашей школы…

– Спокойной ночи, мам, - оборвала ее Лиза.

Тишина оповестила Меркулову-старшую о том, что дочь положила трубку.

Света встала и, не выпуская телефон из рук, прошла в кухню. На плите остывал глинтвейн. Она взяла половник, которым обычно разливала по тарелкам первое, и выплеснула содержимое в огромную чашку. Аккуратная, почти игрушечная кухня не радовала взор, даже любимые голубые подушки на стульях, которые она долго выбирала, показались слишком яркими. Света отпила глоток вина и перевела взгляд на мужа.

– Дозвонилась? – Николай хмурился, колкий взгляд серых глаз обжигал, между бровей легла глубокая складка.

– Угу.
– Она отхлебнула еще глоток, задумчиво посмотрела в стену и отставила чашку.
– Дозвонилась…

Николай кивнул, чтобы она продолжала. Света покачала головой. Ей вдруг как никогда сильно захотелось увидеть дочь, обнять ее, убедиться, что все в порядке. Надо же, ее дочь могла погибнуть, а она узнала об этом только спустя несколько дней. Она прижала ладонь к губам и опустила голову.

Думая, что супруга все еще не может прийти в себя из-за тревоги за жизнь Лизы, Николай покровительственно положил руку ей на плечи, но она не обратила на это внимания. Она с ужасом думала, что на месте той погибшей девушки могла быть ее дочь.

Москва, декабрь 2016 года

Раскинув руки, Лиза лежала на постели. Глаза ее были раскрыты, взгляд устремлен в потолок. Она уже привыкла к темноте и, если бы захотела, смогла бы различить контуры предметов, очертания люстры, карниз над окном. Но она не хотела. В пустоте комнаты шелестело ее одинокое дыхание, все остальные звуки замерли,

а может, она просто их не слышала. Ночь уже давно вступила в свои права, погрузив город в темноту, а она все никак не могла уснуть. Что-то сдавило грудную клетку, мешая дышать, оплело руки, тело, горло невидимыми щупальцами цепкой лозы, выплеснуло в кровь горький яд тоски. Лиза закрыла глаза и вдохнула через рот, пытаясь сбросить оковы. О разговоре с матерью она почти не думала. Ни сожаления, ни чувства вины, ни страха, ни обиды. Как будто что-то царапнуло по руке и тут же забылось. Может, и останется едва заметная ранка, но вспомнить, откуда она взялась, получится вряд ли. Она попыталась отыскать в себе хоть какие-то чувства, но не смогла.

В квартире было тепло, даже немного душно, а простыни все равно оставались холодными. Или это она замерзла? Она прижала кончики пальцев к губам и ощутила тепло собственного тела. Тогда что с ней? Лиза бессильно скомкала пододеяльник в кулаке.

– Я все сделала правильно, - прошептала она. В вязкой тишине шепот оказался столь же оглушительным, как если бы она эти слова прокричала. Собственный голос резанул по сердцу, горло сдавило еще сильнее. – Я все сделала правильно, - почти беззвучно повторила Лиза, стараясь убедить в этом то ли ночную тишину, то ли саму себя.

Она отвыкла от одиночества. Почему-то ей казалось, что стоит вернуться домой, остаться наедине с самой собой, как все тут же встанет на свои места, на деле ничего подобного не случилось. Ей было неуютно, хотелось зажечь свет и включить телевизор. Даже ребенком она не боялась темноты, однако этой ночью шорохи бередили нервы так же, как и безмолвие.

Но по-настоящему пугало ее совсем другое: ей не хватало Макса. До озноба, до покалывания в подушечках пальцев она хотела почувствовать его рядом, прижаться, вдохнуть его запах. Она стала зависимой от него. Ее разум, сердце, даже ее собственное тело предавали ее. Прежде она как-то с этим справлялась, сейчас же совладать с чувствами не получалось. Внутри образовалась пустота, густой липкий туман, заполнить который самостоятельно Лиза была не в состоянии.

Она решительно откинула одеяло и встала. Очертания предметов мелькнули перед глазами темными тенями. Чужая, необжитая комната, безликая, как один из гостиничных номеров, коих она за свою жизнь перевидала великое множество. И все же она, не включая свет, спокойно прошла по спальне, не боясь наткнуться на мебель или стены.

Она должна научиться жить без него. Гордость, забытая, загнанная в угол, развернула крылья, заслонившие её от иллюзорного света. Слишком больно… Господи, ей бы хоть несколько глотков воздуха! Только чтобы грудь не сдавливало так сильно, только чтобы можно было потихоньку дышать, не чувствуя этой разрывающей сердце тоски. Расправив плечи, она прошла через всю кухню и распахнула балконную дверь. Ледяной воздух тут же забрался под тонкий шелк, обжег холодом кожу. Тело покрылось мурашками, но Лиза, не обращая на это внимания, босыми ногами ступила на холодную плитку. Пальцы легли на перила, разгулявшийся ветер хлестал по щекам, безжалостно трепал прядки коротких светлых волос и невесомую ткань надетой на голое тело маечки. Лиза задрала голову, позволяя ветру целовать свое лицо, и раскинула руки в стороны. Сглотнула ставший в горле ком. Тело напряглось от холода, сквозь шелк четко прорисовывались затвердевшие соски, ноги занемели. Ей представилось, что она стоит на каком-то заброшенном пустыре и вокруг, куда ни глянь, нет ни одной живой души. Порыв холодного воздуха заставил ее резко вытолкнуть из легких воздух. На затянутом темнотой небе не было ни Луны, ни звезд, только в доме напротив одно окно мерцало блеклым светлым квадратом. От холода Лизу начало трясти, и она поспешила возвратиться в квартиру. С трудом, непослушными замерзшими пальцами закрыла дверь и вернулась в постель. Ее трясло, тело, казалось, промерзло до костей, дрожь накатывала волнами, заставляя стучать зубами. И только одно осталось неизменным: то самое желание ощутить теплые руки Макса, раствориться в его запахе, быть с ним рядом, дав себе волю просто чувствовать.