Пламя любви

Филлипс Патриция

Но он отшвырнул ее от себя и вскочил на ноги. Съежившись на земле, девушка благоговейно взирала на возвышавшуюся над ней мощную фигуру с широкими плечами и подтянутым животом. Он был самым красивым и самым высоким мужчиной из всех, кого она видела. По сравнению с ее соплеменниками христианские рыцари казались настоящими великанами.

— Ты все еще любишь ее? — спросила она.

Голова Джордана поникла, в голосе звучала обреченность.

— Да, — отозвался он. — И всегда буду любить.

Не сказав ни слова, Тарифа выскочила

из палатки. Как он может отвергать ее, когда она умастила свое тело благовониями, ее волосы переливаются, как шелк, а искусные ласки могут возбудить любого! Все дело в женщине, которой Джордан так предан, что не позволяет утешить себя. А ведь она думала, что без труда займет место его возлюбленной. Мужчины есть мужчины, и Тарифа не встречала ни одного, который отказался бы от удовольствия.

Прошла еще неделя бессмысленного путешествия по иссушенной земле. Было так жарко, что воинам пришлось снять доспехи, чтобы не испечься заживо на солнце.

Тарифа ехала на муле. В крестьянской одежде было нестерпимо жарко, и она снова облачилась в свой костюм. Истомившиеся по женщинам воины бросали голодные взгляды на ее округлые ягодицы и грудь, едва прикрытую шелковым жилетом с нашитыми по краям монетами. Каждый раз, когда он распахивался под порывом ветра, Джордан скрипел зубами и повторял про себя слова, которые скажет Тарифе, когда они остановятся на ночлег. Чем больше он смотрел на девушку, тем больше распалялся, и не только из-за кастильского солнца.

Наступившая ночь принесла долгожданную прохладу. Высоко в небе сияла яркая луна. Снаружи доносился высокий голос Тарифы, напевавший печальную песню под аккомпанемент струнного инструмента. Этим вечером ее присутствие как никогда действовало Джордану на нервы.

— Нельзя ли потише? Я не могу заснуть! — рявкнул он. Черт бы ее побрал! Шла бы в свою палатку и не мозолила ему глаза!

Все стихло.

Спустя некоторое время Тарифа откинула полотнище, закрывавшее вход в палатку Джордана, и скользнула внутрь. Судя по его напряженной позе, он не спал. Сложив перед собой ладони, она вознесла молчаливую молитву. Тело ее томилось по красивому англичанину, губы жаждали его поцелуев, сердце тосковало по его нежности.

Когда она легла рядом, Джордан напрягся, но продолжал притворяться, будто спит. Чуть не плача от досады, Тарифа сжала в руке небольшой кинжал с украшенной самоцветами рукояткой. Она собиралась пустить его в ход, защищаясь от испанских собак, когда появился Джордан и избавил ее от необходимости брать грех на душу.

— Джордан, — прошептала Тарифа, впервые обратившись к нему по имени. — Я знаю, что ты не спишь.

— И что из этого? — буркнул он, не поворачивая головы.

— Моя жизнь принадлежит тебе. Вот, возьми это и избавь меня от моих горестей.

Джордан подскочил на своем походном ложе при виде сверкнувшего в лунном свете клинка.

— Иисусе, женщина, убери эту штуковину! — Сердце его бешено колотилось.

Он слышал, что мавританки убивали христианских рыцарей во сне.

— Зачем мне жить, если ты не хочешь меня? — вымолвила Тарифа, протягивая ему кинжал. — Если ты не убьешь меня, я сделаю это сама. — И девушка быстрым движением повернула клинок острием к груди.

Джордан, зачарованно наблюдавший за ней, схватил Тарифу за запястье, и она выронила кинжал.

— Не будь дурочкой! У тебя нет причин убивать себя.

— Есть, если ты предпочитаешь мне мертвую женщину.

— Она жива.

— Но не для тебя, раз ты не можешь обладать ею… Зачем же отвергаешь меня?

Джордан замер, пораженный ее логикой. Она стояла перед ним на коленях, полы жилета разошлись — достаточно было легкого прикосновения, чтобы ее грудь обнажилась. Он не мог оторвать взгляд от ее тонкой талии и пупка. В темных глазах Тарифы сверкали слезы, по плечам рассыпались густые черные волосы.

Пальцы Джордана крепче сжались на хрупком запястье девушки. Она права. Элинор недосягаема для него, как если бы умерла.

— Благодарю тебя, Тарифа, — хрипло произнес он.

— За что?

— Ты открыла мне глаза. Она отвергла меня, и нечего льстить себя надеждой…

Тарифа не дала ему договорить и со вздохом прильнула к нему.

— Я принадлежу тебе. И не потому, что обязана, а потому, что люблю тебя.

Ее страстное признание поразило Джордана. Он помедлил, задержав руку на ее талии.

— Как ты можешь так говорить? Ты же совсем не знаешь меня.

— О, я хорошо тебя знаю, — мягко возразила Тарифа и прижала его руку к своей груди. — Похорони свое горе. Ты слишком долго держался за него.

Джордан резко втянул воздух, сердце его учащенно забилось, тело ожило. Со стоном запустив пальцы в ее волосы, он привлек девушку к себе. Ему не потребовалось много времени, чтобы избавить ее от легких одежд. Охваченный страстным желанием, он погрузился в ее теплое лоно.

Когда Джордан проснулся, солнце уже высоко стояло в голубом небе. Бледные лучи, еще не успевшие набрать силу, играли на его лице. Он не сразу сообразил, почему чувствует себя таким умиротворенным. Затем вспомнил.

Тарифа, опустившись на колени, протянула ему чашу. Пока Джордан пил прохладную воду, она не сводила с него сияющих глаз. Как он прекрасен! Ей внушали, что христианские рыцари — безжалостные звери, которые убивают и насилуют мавританских женщин. Но Джордан, несмотря на вполне понятную торопливость, вызванную долгим воздержанием, не причинил ей боли. И даже обещал в следующий раз доставить удовольствие.

Она провела кончиком пальца по его темным бровям. Джордан улыбнулся, возвращая ей чашу. Он не возражал, когда Тарифа приподняла простыню, разглядывая его нагое тело. Наслушавшись от своих соплеменников жутких историй о жестокости христиан, она почти верила, что они отличаются от других мужчин.