Пламя свечи
Шрифт:
Риччи добрался до сложенной из гигантских глыб стены Замка и свернул влево, в ту сторону, где, как он помнил, находились Врата. Неожиданно сзади раздалось громкое сопение и ворчание. Риччи оглянулся и, к своему ужасу, в ярком лунном свете увидел трусящего к нему крупного вурдалак. Из его усеянной острыми клыками пасти вырывались клубы пара.
Времени практически не оставалось. Риччи молниеносно засунул руку в карман, вытащил маленькую коробочку с Мертвяком, достал жука и, косясь на приближающегося Зверя, разгрыз его зубами, тщательно пережевав и проглотив. Жук был твердым, горьким и колючим, и пах весьма дурно, зато, по заверению колдуньи,
Вурдалак медленно подошел к нему и заворчал, мотая косматой головой. Риччи чуть-чуть приоткрыл один глаз и с тревогой ждал продолжения. «Иди, иди отсюда! мысленно умолял он Нечисть, затаив дыхание. Мертвый я. Мерт-вый! Давно уже умер. Разлагаюсь уже. Видишь? Это ваши Шары меня убили. Иди, иди!» Вурдалак презрительно фыркнул и постоял в нерешительности, как бы раздумывая. Потом он разочарованно зевнул, развернулся и засеменил обратно. Риччи с трудом перевел дух, с отвращением сплевывая горькую слюну. Пока пронесло! Он приподнялся и продолжил свой полный опасностей путь. К ней!
Скоро из-за поворота показались высокие граненые колонны и широкая мраморная лестница. Рядом коптила пара тусклых масляных фонарей. Ворота были закрыты, и около них тупо расхаживало из стороны в сторону парочка безобразных, приземистых гоблинов. В руках у них были узловатые дубины, а за пояса, составляющие единственную деталь их обмундирования, было заткнуто по короткому ятагану.
Для них у Риччи был припасен вкусный подарок. То самое обещанное Водяному мамино печенье. Но не простое, а с сильным колдовским зельем. Риччи тихонечко подполз поближе к воротам и, в тот момент, когда со скуки гоблины пялились куда-то в темноту, бросил пакетик с печеньем прямо им под ноги. Гоблины удивленно ворчали и долго рассматривали пакетик, не решаясь его тронуть. Потом самый смелый (и самый косматый) поднял его и начал шумно нюхать.
А дальше все шло по плану. Гоблины развернули пакет и, обнаружив там вкусно пахнущее печенье, принялись с чавканьем уплетать его за обе щеки, побросав свои дубинки. Потом, конечно же, не поделив лакомство, разодрались, и на шум, со страшным скрипом открыв ворота, выскочили еще два гоблина, сторожившие Замок с внутренней стороны. В конце концов, захватив пакет, один из них убежал в сад, за ним, возмущенно голося, бросились новенькие, а самый первый вояка, косматый, на которого уже подействовало зелье, свернувшись калачиком, мирно захрапел на земле.
Путь ничто не преграждало. Риччи беспрепятственно вошел в Замок и огляделся. Он оказался в мрачном холле, освещенном громадными факелами, торчащими из стен. Направо уходил узкий грязный проход, видимо, в помещения прислуги и охраны, а наверх вела витая лестница, по которой Риччи принялся осторожно подниматься, держа наготове кинжал. Через несколько поворотов лестницы он очутился на площадке первого жилого этажа. Вправо и влево вели широкие коридоры, устланные дорогими коврами, в углах стояли рыцари в латах, а на стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах. Риччи свернул налево и нос к носу столкнулся с маленьким кривоногим троллем-лакеем. Его красные слезящиеся глазки удивленно уставились на Риччи, а большие острые уши, из которых торчало по пучку волос, в страхе затрепетали.
— Вор! Вор! — запищал на весь
Соседняя дверь тот час же распахнулась, и на ее пороге показался тролль-управляющий. В руках он сжимал длинную тонкую шпагу, с которой и не преминул кинуться с утробным ворчанием на Риччи. Сильным пинком парень отбросил его к стенке, став на изготовку.
— Живым тебе не уйти! — прохрипел управляющий и завизжал, брызжа слюной. — Стража, стража! Стра…
Риччи, не без труда отбив клинок в сторону и прижав своим телом тролля, хладнокровно перерезал ему тонкое, будто пергаментное горло. Управляющий холодно улыбнулся, булькнул что-то на прощанье и умер, испустив зловонный запах. На подкашивающихся ногах Риччи побежал по коридору, считая двери. Вот она! Он толкнул маленькую, обитую парчовой темно-бордовой тканью дверь. По счастью, она оказалась незапертой, и парень попал в небольшую комнатку, в которой и находилась его цель… Его цель!
Посреди комнаты, выпучив в ужасе миндалевидные глаза, в одном исподнем стояла Арманда, жена Паши. Перед тем, как Риччи ворвался в ее опочивальню, она расчесывала перед большим овальным зеркалом свои длинные черные волосы, и теперь изысканная серебряная расческа валялась на персидском ковре, а эта толстуха тряслась и размахивала руками, пытаясь отгородиться от непрошеного гостя.
— Кто ты такой, что происходит?.. — пролепетала она, пятясь в угол. Я…
Не обратив на Арманду никакого внимания, Риччи бросился к окну. Там, на подоконнике стояла она. Свеча.
Свеча! Она горела! Она тратила свою святую энергию, отдавая этой Нечисти свой бесценный куркуданский воск! Она медленно умирала! Это нельзя было допустить!
Риччи нежно взял ее в руки и с улыбкой затушил фитиль. Все!.. Комната погрузилась во мрак, и Арманда в ужасе заверещала:
— Насильник! Насильник! Паша! Паша! Спаси меня!
— Заткнись! — со злостью прошипел Риччи, вытирая с губ пену. — А не то…
Дверь широко распахнулась, из коридора брызнул яркий сноп света, и в спальню ввалились рыцари, а за ними и Темный Паша собственной персоной.
Вяжите его! — пророкотал он торжествующе, скаля зубы и дико вращая глазами.
Рыцари гурьбой накинулись на Риччи и свалили его. Силы были неравными, парень успел только одного из них полоснуть клинком по щеке, но исход битвы был предрешен…
Только когда карета скорой помощи, завывая сиреной и сверкая огнями, увезла в реанимацию маленькую Сьюзен, а доктор Спарк кое-как успокоил бьющуюся в истерике миссис Ротт, шериф Мозли позволил себе закурить.
— Боже мой, Боже мой… — обхватив голову руками, причитал мистер Ротт. — Моя маленькая Сьюзен!.. О, Сьюзен…
— Мы должны надеяться на лучшее… — мягко проговорил доктор, коснувшись его рукава.
— Сьюзен, Сьюзен… — раскачивался в забытьи Ротт.
Арманда снова забилась в истерике, и Спарк заново принялся пичкать ее таблетками, уговаривая выпить уже второй или третий стакан воды. Шериф тяжко вздохнул и подсел к отцу семейства.
— Скажите, — обратился он к Ротту, чтобы вывести его из губительного ступора, — когда вы впервые заметили, что ваш сын начал принимать этот наркотик?