Пламя возмездия
Шрифт:
– Они ваши, – заверил его Майкл. – Я вам слово даю, они ваши.
Люс кивнул, обдумывая его слова и стараясь поверить в них.
– Да. Потому что, когда ваш миллион будет переведен, вы ведь…
– Именно. А теперь, достаньте эти ваши ключи у себя из кармана и выпустите меня отсюда.
Майкл шел вниз по Калле Форталеза, не чувствуя под собой ног от радости. У него уже давно, очень давно не было такого великолепного, такого восхитительного настроения. Сработало! Вся сложнейшая схема работает и работает именно так, как рассчитали Лила, Шэррик и он сам. Боже, она ведь
Он свернул на Калле Крус, прошел мимо большого дома и вошел в переулок. И Нурью он сможет освободить от ее заклятий. Это станет его наградой за то, что он был вынужден столько торчать на этом острове у черта на куличках. Майкл энергично постучал в двери.
– Добрый день, сеньор Кэррен, – приветствовал его Самсон.
– И тебе желаю очень хорошего дня, Самсон. Я хочу видеть донью Нурью.
– Ой, как я извиняюсь, сеньор – мисс Донья не видеть никого.
– Меня она увидеть пожелает. Скажи ей, что это срочно, что я хочу ей сказать что-то очень важное.
Самсон покачал головой.
– Я очень уверенный, я ничего не сделаю. Не могу. Мисс Донья прямо мне сказать нет. Не видеть. Никого. Особенно ирландец, это все точно, сеньор. Простите.
Майкл его просил, умолял, но тщетно – старик-негр не пропустил его. Разумеется, Майклу ничего не стоило бы преодолеть его сопротивление, но ведь в этом заведении всегда отыщется с десяток молодцов, которые по первому зову Нурьи вышвырнут его отсюда. А если ему удастся всех их отдубасить и прорваться к ней? Абсурд. Если эта женщина не желает его помощи, пропади она пропадом. Это не его забота, в конце концов.
Лондон
6 часов вечера
– Я, значит, оставляю тебя в этом «Конноте», уезжаю к ним, потом, три недели спустя, возвращаюсь сюда и вижу, что ты еще здесь.
Беатрис стянула зеленую шелковую пелерину, покрывавшую ей плечи и повесила на спинку кресла в гостиной Лилы.
– Это место, должно быть, стоило тебе целое состояние.
– Эти деньги потрачены с толком.
Лила подошла к своей золовке и они по испанскому обычаю расцеловались в обе щеки.
– Дай-ка я на тебя посмотрю, – сказала Лила, улыбаясь. – Ну и ну, должно быть, у тебя был неплохой аппетит там в Уэстлэйке? Что ты на это скажешь?
– Ужасно, что я могу сказать. Дочери Джемми, должно быть, очень занятные, но их не было – у них то, что называется «большое турне» по континенту. Бегают по музеям в сопровождении гувернанток. А там были только Джеймс, Кэролайн и я. И еще их друзья, конечно, – Беатрис подняла брови и манерно поежилась. – В том случае, если они не рассуждают о цветах, они рассуждают о лошадях, либо о том, как изводить лис. Мне все это так осточертело, что я набросилась на еду. Вот как там все было.
Беатрис тяжело опустилась в кресло и, указав на столик рядом с канапе, осведомилась:
– Чай
– Остыл. Я сейчас распоряжусь, чтобы принесла свежего.
Лила подошла к камину и дернула за шнурок звонка.
– И не забудь сказать, чтобы принесли этих чудесных штучек на масле, как их? Ну, они, сдобные такие… Лепешки, вспомнила. Я их очень люблю.
– Вижу. Лучше бы ты их любила чуть меньше. Когда на ее звонок вошла горничная, Лила велела ей принести еще чаю и масляных лепешек.
– Теперь, – сказала она, когда горничная ушла выполнять заказ, – рассказывай мне, как все было.
Беатрис пожала плечами.
– Я же уже все тебе рассказала. Тоска. И, к тому же, они едят не в себя. Кроме этого там нечего делать, ну, может еще глазеть на цветы.
– Мне говорили, что Джемми ужасно выглядит. Так может же быть, чтобы и он ел не в себя.
– Ты права, к нему это не имеет отношения. Когда он отправлялся в Лондон, я подумала, что он там просто потеряется, настолько он исхудал. Кэролайн потчует его самыми любимыми его блюдами, он же все только по тарелке возит. Несчастные создания, они ведь не знают, что происходит с ними. Трудно удержаться от того, чтобы им не посочувствовать.
– И ты тоже туда.
– Не понимаю, я – куда?
– Готова проявлять сочувствие к этим Мендоза, – с горечью сказала Лила. – Хотела бы я, чтобы изобрели средство от неоправданного милосердия и сочувствия.
Беатрис смотрела на нее прищурившись.
– Я никакого милосердия не проявляла, не знаю о ком и о чем ты говоришь. И еще. Я тоже Мендоза, и не надо об этом забывать. Причем, настоящая Мендоза, по крови, а не по какому-то там замужеству.
– Я помню, извини. Я не имела в виду тебя, а лишь этих противных типов.
– Майкл тоже Мендоза, – не унималась Беатрис.
– Это другое дело.
– Только потому, что ты это говоришь? Я думаю, что не очень-то другое…
Она замолчала, потому что в дверь тихо постучали и вошла горничная с подносом, уставленным сладостями.
– Вам налить, мадам?
– Нет, оставьте все здесь, я сама.
Когда они снова остались вдвоем, Лила, разливая чай, напомнила ей:
– Ты что-то хотела сказать? Что ты думаешь?
– Я хотела сказать, что ты живешь в постоянном напряжении. Ты вся извелась, девочка. У меня есть одно очень хорошее средство, оно тебя от этого избавит – его для меня изготовила одна старуха-цыганка из Кордова. Как только я распакую свой багаж, я найду его и дам тебе.
– Благодарю, но мне не надо никаких средств и снадобий, пусть даже самых хороших, – Лила подала ей чашку чая и поставила перед ней изящную фарфоровую тарелочку с ее любимыми сдобными лепешками. – Вот, это спасет тебя от голодной смерти.
– Спасибо. Но, если ты не желаешь снадобий, что ты в таком случае желаешь? Ага, понятно – тебе нужен мужчина.
Лила вспыхнула.
– Что за ерунда!
– Да нет, не ерунда. Вот мне, например, мне непонятно, что такое настоящий мужчина – у меня его никогда не было. – Ты – другое дело, Лила. Ничего, мы тебе подыщем настоящего мужчину, девочка моя. И он охладит твой пожар внутри.