Планета Эстей
Шрифт:
– Какая прелесть! – говорит. – Внучата у меня получились – оторваться! Самое время узнать, как зовут!..
– Мы – Маха и Вика! – сказал Вика, как первый уже чуть опомнившийся.
– Красота! – с крылечка реакция. – А я, стало быть, бабушка!
Мысль видимо этому существу очень понравилась. Оно откинулось поудобнее на ступенечках и молвило:
– А ну-к иди, унучок, чего покажу!
Вика храбрый и он подошёл. А у девицы-красавицы плечики очень уж узкие, вот в чём дело… Оттого и раза аж в три, а то и в четыре… оказались коленки худенькие шире плеч!.. Развела прелестница стройные линии, Вику даже озадачило чуть… И не Вику одного. Искристый песец мигом молнией вниз: показалось, что в гости к нему горностай, старый друг… Да нет! Увидал свою ошибку искристый
– Баба яга? – засмеялась Маха в восторге, безуспешно пытаясь совместить в голове это прозвание с красавицей девицей, ради чего даже оторвалась от вдумчиво-внимательного созерцания порывов наружного выражения Викиной внутренней борьбы.
– Ты, похоже, вся в бабушку, внученька! Это же моветон! «Баба»! Да, баба. Конечно. И нормальная баба. Но звать так – нежно любимую бабушку!.. Это неправильно, внученька!
– Бабушка яга! – понял Вика первым по правилам. – Не могли бы вы приподняться на одну ступенечку?
– Для тебя – что угодно, родной! – легко скользнула вверх «бабушка».
И Вика, наконец, нашёл верное решение и обрёл внутреннюю гармонию: поскольку с одинаковой силой хотелось и попасть в эти чарующие гостеприимные объятия и, одновременно, вырваться из их всевозможного коварства, то он придумал уделять понемногу времени на каждое из двух этих противоположных желаний. Девица задрожала колокольчиками и, ослепительно сверкнув зубами, поцеловала юного Викинга в лоб. Маха придерживала за откинутую коленку «бабушку» и взором вся находилась между Викой и его соблазнительницей. Вика то входил, то уходил, начиная дрожать в коленках от этого своего дальнего похода на месте. А его обворожительная «бабушка» испытывала чувства больше от созерцания столь непосредственного сокровища. Сам же процесс возникшей между ними лёгкой влюблённости почти не тревожил её и ощущения доставлял разве что подобные слабой щекотке. Она лишь посмеивалась в особо пикантных местах Викиного взлёта-падения. А когда Вика стал волноваться, как маленький, о чём-то серьёзно задумался, да чуть залился румянцем – бабка ёжка просто не выдержала и расхохоталась над ним! При этом животик её столь очаровательно сжимался и вибрировал от смеха, что Вика, почувствовав это всем собой, очень сильно обрадовался, с одной стороны, и приник изо всех сил к этому животику, наполняя его, а с другой стороны, как наполнил уже, очень скоро обиделся и понял, что теперь уж точно он принял решение – уходить. Но перед уходом она поцеловала его ещё раз, перестав смеяться, и ласково, как самая настоящая бабушка…
Вика поднял спешно наверх шортики, а прелестница младая быстро сдвинула коленки и вскочила на крыльце:
– Внучата мои ненаглядные, проходите скорее в дом, спать и ужинать!
Это юное бестолковое очарование металось по избушке, пытаясь найти какие-нибудь запасы еды, Маха сидела на лавочке за столом и хихикала над растрёпанно-модернистским видом горе-хозяюшки, а Вика ходил степенный и чинно изучал волшебный интерьер избушки. «Не понял!», произнёс он, стоя у открытой им дверцы печи, «Это случайно не подпространственный отсек?». За дверцей в туманных переливах неясного света не видно было ничего, только на самом краю аккуратно сложенная лежала скатерть, от материала которой исходило мягкое лунное свечение. «Где? Дай, посмотрю!», бабка ёжка глянула Вику через плечо, «А! Не! Это моя банька-купальница. О, вот и скатёрка-самобранка нашлась! Спасены!»
Уж теперь стала умница, хозяйка-хозяюшкой. Даже крохотный передничек
Утро выдалось туманное, жалось, льнуло к окнам избушки парным молоком. Собрала бабка ёжка, чуть проснувшаяся, Вику с Махою в путь, поцеловала их в приоткрытые рты и говорит: «Клубок я вам укатала, теперь он дорожку знает самую короткую, к вечеру уже у Кащея будете. В лесу будьте начеку – там лесовичок пошаливает. А меня… (она потянулась так, что золотые колокольчики зазвенели о носы Вики с Махою) приходите хоть раз в сто лет навещать! Как я раньше жила без внучат, ума не приложу! Ну идите, мои хорошие. Пока!..»
Лесной друг
Покатился дальше клубок. В тумане виден лишь чуть, Маха с Викою еле различают в белесой мгле его искрящееся свечение. Вот идут они, идут, Маха и говорит: «Вика, я больше не могу уже дальше идти в этом тумане, он щекотится!» Остановилась и даже пяточку одну к коленке прижала от щекотки и в доказательство. А Вика смеётся «Как может быть так? Кто щекотится, Маха? Туман?» Опустился, дотронулся до Махиной пятки щекой – вроде Махе чуть и полегчало. Идут дальше, вдруг слышат – топает кто-то в тумане близко. Да так, будто кругами около них пробегает. Побежит-побежит, остановится, словно слушает. Вика Маху за руку покрепче взял – не теряйся, Маха, в тумане, пойдём!
Вдруг навстречу им из тумана лесовичок весь в опаловой листве, как сквозь облако тумана далёкого неба еле видный клочок. Озабочен, встревожен, обеспокоен вкрай, к Вике с Махой, да всё бормочет-приохивает: «Ой, пропал! Ой, пропал! Выручать же скорей! Ой, пропал!» «Кто пропал?», Вика с Махою. «Я пропал! Старичок я лесовичок! Вот – пропал! Ох, пропал! За сучок зацепился! Как быть? Ох, спасать, старичка-лесовичка! Ой, пропал!» И в лес…
Только глянули друг на друга Вика с Махою – не поняли ничего. Бросились за лесовичком – спасать, так спасать. Прибегают к могучей сосне, видят: бегает лесовичок вокруг дерева и причитает «пропал-пропал». А на сосне, на невысоком суку висит он же – лесовичок, качается в стороны. Получилось два сразу лесовичка. «Дяденька, как это?», заморгала Маха глазами. «Старичок-лесовичок зацепился за сучок!..», печально всё что мог объяснил лесовичок. «Что же делать?», Маха ему: сучок хоть и не сильно высок, а ведь не достать из них никому.
– А придумано всё давно! – вдруг печаль позабыл лесовичок. – Я на Вику. Маха ко мне. И доставай! Что он там понапрасну висит? Лишь болтается!
Так и стали делать. Вика под дерево стал, лесовичок к нему на плечи залез, Маха ещё выше вскарабкалась – ухватили за ноги того лесовичка, что над ними висит. Стоит над первым лесовичком Маха, а тот смотрит вверх и командует. Да не так просто снять с сучка, когда сам едва лишь за те ноги повисшего держишься! Маха так и так, первый лесовичок помогает из всех сил – Маху покачивает.
– Ай! – Маханька в крик. – Не щекочи́тесь там! Я же так не сниму!
Вика смотрит вверх – непорядок вверху. Лесовичок вместо того, чтобы Маху за пятки держать щекотит ей под коленками, а как Маха присядет чуть, что не выдержит, так с ней целуется. Рассмеялся Вика, не вынес сам, ноги и у него возьми, да подкосись.
Тарарам! Посыпались с могучей сосны. Маха, лесовичок с дерева, Вика, первый лесовичок. Так запутались – куча-мала! С трудом стали выпутываться: Махе из-за них больше всех смеху досталось – пока пораспутались-расплелись, так задохнулась-запыхалась вся! Смотрят Вика с Махою, а лесовичок уже как ни в чём не бывало из двух один. За животик держит, посмеивается.