Планета Харис
Шрифт:
– Я рад,- сказал он бодро,- наверно, Филипп Мальшет выезжает на Каспий?
– Мы оба выезжаем,- сказала Елизавета Николаевна,- строительство дамбы начинается от Бурунного.
– Яша, у тебя и у Кирилла есть шанс попасть на Марс,- громко заявила Марфа Евгеньевна.- Будет открытый конкурс. Где Кирилл?
Я сел рядом с Яшей и приветственно помахал рукой.
– В первую очередь будут приниматься прошедшие испытания на Луне.- Она многозначительно посмотрела на нас обоих. Платье плотно облегало ее статную дородную фигуру. Умная, властная, решительная,
Яшу она любила, как родная мать. Родители Яши погибли в экспедиции, когда он был совсем маленький, а у нее не было детей.
Оператор напомнил, что время истекает. Все засуетились, торопясь сказать все заготовленное, перебивая друг друга.
– ...Приступили к созданию межпланетного корабля, который...- говорила Марфа Евгеньевна.
– Ты что-то похудел, Яшка,- сказал его дядя,- да я ты, Кирилл. Берегите себя, ребята.
Он подмигнул одобряюще, точь-в-точь как в детстве, когда мы с Яшкой отправлялись в Голландию на международные соревнования по фигурному катанию на коньках. Яша уже был чемпионом Европы, а я ехал впервые. Мне было пятнадцать лет. Я уже мечтал о космосе, вернее, меня интересовали люди в космосе, решения и поступки личности в необычных условиях. Я хотел быть не просто космонавтом, а врачом-космонавтом.
– Помните свое обещание, ребята?
– спросил Яков Николаевич.
– Привезти материал для нового фантастического романа?
– усмехнулся Яша.
– До встречи,- сказала Елизавета Николаевна, не сводя с внука чуть виноватого взгляда. Она что-то прошептала. На прощание оператор показал ее крупным планом, и все погасло. Встреча с родными закончилась. Мой дед со стороны отца Филипп Мальшет, видно, не смог выбраться с Каспия. Я и в детстве видел его редко. У бабушки в Москве гостил подолгу.
Все невольно вздохнули.
Потом немного выпили, потанцевали. Вика спела несколько песенок. У нее приятный грудной голос, собственная манера петь, непосредственная и искренняя, и песенки она подбирает, отвечающие ее индивидуальности, и какую бы песенку она ни пела - забавную или грустную,- Вика остается сама собой. Мимика, жесты, движения - все это ее, Вики,- милые, застенчивые, женственные и по-девичьи чуть угловатые одновременно.
Когда она устала петь и, смеясь, бросилась на диван, Уилки, не переодеваясь, исполнил несколько своих номеров.
Мы повеселились, как могли (на душе у каждого было не слишком-то весело), до последних известий. Из них мы узнали, что Уилки Саути действительно схвачен полицией и в Соединенных Штатах по этому поводу началась забастовка докеров и металлистов. Забастовка разрастается. Коммунистическая партия выразила свой протест и требует возвращения мима.
Уилки очень расстроился. Мы тоже расстроились. Как странно, только вчера мы услышали о двойнике Уилки, и вот сегодня о нем узнал весь мир. Я почему-то был уверен, что
Харитону надо было идти на наблюдение. Поскольку поодиночке категорически запрещалось выходить (прежде мы иногда нарушали эту инструкцию, теперь - никогда), с ним пошел Уилки.
Яша включил телевизор, передавали праздничный концерт из Ленинграда, и мы поудобнее уселись в кресла. Вика сидела в уголочке дивана и, казалось, внимательно слушала концерт - только не смеялась шуткам комиков. Яша тоже был невесел. А я думал о его судьбе.
Как бы я хотел, чтобы Вика полюбила его. Ответила на его глубокое чувство.
Я очень люблю Яшку. Я, не задумываясь, отдал бы за него жизнь, понадобись она ему, и надо же было так случиться, что девушка, которую он полюбил беззаветно, тянется теперь ко мне. Зачем мне это?
Никакая Вика не заменит мне дружбы с Яшкой. Разве есть что-либо дороже честной мужской дружбы?
– О чем ты думаешь, Кирилл?
– прервала мои размышления Вика.- Ты совсем не слушаешь. И Яша тоже...
И тогда Яша сказал растерянно, глядя на часы:
– Что-то слишком долго нет Харитона и Уилки!
Мы их искали больше недели. Вместе с нами вели поиски сотрудники Литл-Америки.
Были обшарены все трещины радиусом на десятки километров вокруг, все пропасти и скалы. Обсерватория превратилась в штаб поисков. Но ни живых, ни мертвых их не нашли.
А когда мы все пали духом и уже не надеялись их найти, они пришли как ни в чем не бывало и очень удивились, откуда взялось столько народу за те двадцать минут, что они отсутствовали.
Уилки очень обрадовался своим друзьям, но не мог взять в толк, как и зачем они очутились вдруг в советской обсерватории.
Я их немедля потащил в лабораторию и, несмотря на все протесты, тщательно обследовал обоих. Все оказалось в норме.
– В чем дело?
– резко спросил Харитон.
– В том, что вы отсутствовали не двадцать минут, как вам кажется, а около двухсот часов! Восьмой день, как мы вас ищем... Понятно?
И я пошел к кают-компании.
После обеда было устроено срочное совещание.
– Неужели вы ничего не помните?
– с недоумением спрашивал селенолог Сидениус, датчанин, с крупными чертами лица и проницательными, добрыми голубыми глазами.
Они ничего ровным счетом не помнили, кроме того, что провели все положенные наблюдения.
– И ничего вам не показалось и снов не видели?
– заинтересованно спросил высокий рыжий пилот Том Дайсон.
Харитон не удостоил его ответом, а Уилки заверил, что ничего им не казалось.
Вика сидела молча, глубоко задумавшись, американцы поглядывали на нее исподтишка, но откровенно любуясь. К великому возмущению Харитона, я сказал во всеуслышание, с улыбкой:
– Мне ясно одно, что если бы Харитон Васильевич вдруг погиб, то к т о т о любезно предоставил бы нам новый экземпляр Харитона Васильевича. То же самое произошло бы и с мистером Уолтом.