Планета Харис
Шрифт:
— Мечтал о Марсе, — упавшим голосом пробормотал я.
— Неприятная история! — заметила Марфа. Я быстро поднял голову.
— Если бы я действительно заболел, ну что ж, полечился бы, и только. Дело не во мне. Это касается всего человечества. Мы уже столкнулись с иной цивилизацией. И неизвестно, чем чревата для нас эта встреча. Почему они скрываются от нас? Наблюдают за нами исподтишка? Изучают, как кроликов. Вот что тревожит меня. Необходимо срочно обшарить всю Луну. Где-то за Морем Холода… возможно, на обратной стороне Луны. Я хочу, я
Профессор тяжело вздохнула.
— Не знаю, добьемся ли мы средств и людей на срочные поиски. Сомневаюсь. Но можно вменить в обязанности новой смене… под видом изучения Луны.
— Мне не поверят?
— Конечно нет! Пока они не дадут о себе знать.
— И меня не пошлют больше на Луну?
— Медицинская комиссия сначала спросит у тебя про зеленых человечков…
— Но ведь меня разнесло осколком метеорита на глазах Вики и Харитона.
— Харитон уже отрекся от того, что видел.
— Негодяй!
— Зачем же так, Кирилл! Он селенолог и хочет, не позже как через полгода, опять поработать на Луне. Он не закончил свои исследования.
— От вас я этого не ожидал.
Марфа промолчала, но тень прошла по ее румяному лицу.
— Еще раз спрашиваю, вы мне не верите? Вы нам не верите? Потому что Вика и ваш собственный племянник не откажутся… Яша не Харитон.
. — Будут лечить всех троих.
— Ответьте на мой прямой вопрос.
— Невероятно это все, Кирилл, — тихо ответила она, — и… пожалуйста, не хлопай дверью, Кирилл!
Я все-таки хлопнул дверью так, что зазвенели окна. Марфа Евгеньевна выскочила за мной в коридор.
— Кирилл! Не езди без меня к президенту, слышишь? Ты только навредишь себе. Сначала остынь.
Я круто обернулся к ней.
— Сколько времени вы даете мне, чтобы остыть? Учтите, что после бессонной ночи будет хуже…
— Ну хоть часа два. Идем, я тебе покажу новый отдел. Растительность в марсианских условиях…
— Хорошо. Показывайте новый отдел. Я только сначала свяжусь по телефону. Одну минутку…
Я вернулся к ее секретарше, профессор гневно ждала меня в дверях и попросила ее связать меня с президентом Академии наук… Мне назначили на четыре пятнадцать. У президента Казакова все рассчитано по секундам.
— Напрасно ты хочешь с ним говорить, — заметила Марфа и расстроенно махнула рукой.
Мы спустились по лестнице и перешли выложенный пластмассовыми плитами двор с мощным фонтаном посредине.
— Заправляет марсианским сектором матушка Харитона, — рассказывала на ходу Марфа, видимо решив переменить тему. — Она согласилась давать у нас консультации… два раза в неделю. С помощью Казакова, который обратился к правительству, удалось ее «временно» перетащить сюда, вместе с ближайшими помощниками и даже любимой лаборанткой. А консультации она теперь дает у себя, в Лесном Институте… два раза в неделю.
— Как вы любите насилие!
— Не
— Чего уж там! Как будто на Земле проблема преодоления времени полностью решена.
— На Земле когда-нибудь станет совсем тесно. К тому времени на Марсе должна быть создана атмосфера. Под куполами — это не жизнь. А с помощью растений — ну, и техники, конечно, — мы создадим атмосферу за полвека… А может, и за тридцать лет.
— Может, за десять? — съязвил я.
— Не знаю, за сколько, но создадим. Слушай, Кирилл, обрати внимание на лаборантку Лосевой. Она общая наша любимица. А Таисия Константиновна в ней души не чает. Ее звать Рената. Мы зовем ее девушка из Грядущего.
— Почему?
— Ты увидишь. Она удивительный человек! Ясная, цельная, добрая, умная и в высшей степени способная к восприятию красоты Мира. Словно и вправду пришла из Будущего. Мы, к сожалению, еще не такие. Хорошо, хоть знаем, какими мы хотим быть.
— Марфа Евгеньевна! Вы что же, хотите сказать, что в прошлом не было таких гармонических личностей?
— В темном прошлом, где жестокость поддерживалась равнодушием, где личность ставилась ни во что, — конечно, нет! После столкновения со злом личность дает трещину, как хрустальный бокал, по которому грубо стукнули…
— Это слишком грустно.
— Но это ведь так.
— Я не согласен с вами, категорически. Есть люди, подобные самому ценному хрусталю, который не дает трещин. Его можно разбить только совсем, вдребезги. И в памяти такой человек" остается, каким был, — неповторимым, тонким, прекрасным. Разве я не рассказывал вам об агрономе в Рождественском Ренате Михайловне Петровой? Все, что она хотела сделать для людей, она фактически сделала после смерти…
Марфа вдруг остановилась так внезапно, что я чуть не налетел на нее. Глаза ее округлились.
— Рената, о которой я говорю, тоже из Рождественского. Твоя землячка! Полностью ее имя: Рената… Михайловна… Петрова. Есть у вас такая? Ты ведь всех знаешь.
— Не помню, — почему-то замялся я, — может, и есть.
Мы вошли в кабинет Лосевой. Сердце мое гулко билось. Я заставил себя успокоиться.
Профессора Лосеву я знал давно, не раз бывал на ее лекциях, восхищался ею как ученым и как человеком и никогда не переставал удивляться, как у нее мог быть такой сын, как наш Харитонушка.
Таисия Константиновна собиралась идти в спецтеплицы вместе со своей лаборанткой. Обе только что примеряли новые скафандры (в теплицах была атмосфера, давление и температура, как на Марсе). При виде нас скафандры были отложены, нас любезно пригласили садиться. Затем, спохватившись, Лосева представила меня лаборантке.
…Почему мы так смотрели друг на друга, словно знали давно и встретились после долгой разлуки. «Наконец-то! — говорили ее глаза. — Я так долго тебя ждала. Вот ты и пришел. Долго же я тебя ждала!»