Планета косматых

Гуларт Рон

– Обжора, – сказал другой и замахнулся суковатой палкой. – Мы видели, как ты подъедал с противней подливку.

Торрес увернулся от снежного комка с половинкой кирпича внутри и вскочил в большой грузовик.

– Пит, – улыбнулся Маккристал, попятившись, чтобы впустить Торреса. – Какая волнующая и радостная встреча. До меня дошли недвусмысленные слухи о покушениях на твою молодую жизнь. Я даже слышал, будто ты насмерть разбился в Монтанас Неграс.

– Я выжил. – Внутри грузовик был заполнен костюмами, реквизитом и мебелью. Торрес сел в ободранное до гвоздей

широкое кресло. – Вы выступаете в этом местечке?

– Если сумеем хотя бы разгрузить наше театральное оборудование. – Маккристал полностью прикрыл дверь, и что-то с лязгом ударилось о нее. – Другой мой грузовик битком набит актерами и певцами. Знаешь, Пит, жаль, что ты не отговорил меня оттаять того тенора, которого я оттаял. Он оказался страшно неприятным. Поет фальшиво. И продолжает тосковать по своему ледяному ящику. Все это мучительно трудно. Но, я полагаю, у тебя тоже были суровые обстоятельства. Какие-нибудь новости о несчастном Битти?

Торрес ссутулился, опускаясь в кресло из реквизита.

– Вы – совсем рядом с ОНИЦ тропологии.

Длинный негр махнул рукой.

– Не упоминай о нем. Мало того, что мы должны ставить «Пляшущего пахаря» в атмосфере холодной враждебности Джеладо, мы еще должны тащить сегодня вечером нашу уставшую от боев труппу в этот ОНИЦ для отдельного представления.

– Разве ОНИЦ не закрыт для всех?

– Увы, нет. Нет, наше посольство с трудом добилось этого, поэтому мы должны выступить с оперой перед зрителями – служащими ОНИЦ и их семьями. Семьи – значит маленькие дети. – Он теснее прижал к себе костюмы. – Дети хуже анархистов, Пит. – Он покачал головой. – Вот я работаю по избранной специальности, и, если честно не вполне доволен. Иногда я жалею, что не уступил своим первоначальным склонностям и не стал наемником, как ты. Хотя существует жуткое количество опасностей, связанных с…

– Я хочу попасть внутрь ОНИЦ, – перебил Торрес.

Маккристал слегка наклонился к сидящему Торресу.

– Они держат бедного пропавшего Битти там, Пит?

– Может быть, он был у них.

– Мне пришлось бы пойти на ужасный риск.

– Двести долларов.

– Нет, нет. Я говорил бы по меньшей мере о трехстах долларах за риск.

Торрес сказал:

– Если я собираюсь платить по восемь долларов за сэндвичи, надо бы начать записывать расходы.

Маккристал улыбнулся.

– У меня есть жутко хитрая мысль, – сказал он. – Я могу ввести тебя в представление. Выбери одну из шести мотыг вон там.

– А?

– Только покажись мне.

Торрес выбрался из широкого кресла и взял из груды мотыг, опертых на бутафорскую кормушку для кроликов, одну, с виду новую.

– Сойдет?

– Помаши ей немного.

Торрес взмахнул.

Маккристал рассмеялся.

– Изумительно! Жутко впечатляет, Пит. Полагаю, твоя работа предполагает некоторый актерский талантом. – Он подошел поближе к Торресу и склонил голову набок. – Вряд ли ты можешь петь тенором?

– Нет.

– Отлично, – сказал Маккристал, – мы введем тебя в хор выпалывающих сорняки. Ты откроешь шоу.

– Я не хочу все

свое время провести на сцене.

– Тебе нет необходимости рассказывать мне, что ты намереваешься предпринять внутри ОНИЦ, – сказал Маккристал. – Я хочу сохранить по крайней мере частичную невиновность. На случай, если кто-нибудь разоблачит тебя и начнется что-то вроде переполоха. – Он протянул руку. – А, кстати: тебе лучше бы заплатить мне сразу сейчас. Я бы чувствовал себя просто жутко, если бы пришлось забирать деньги с твоего трупа.

– Двести пятьдесят долларов, – предложил Торрес. Он отложил мотыгу в сторону и потянулся за бумажником.

Маккристал поколебался, потом улыбнулся.

– О, отлично. Поскольку в роли выпалывающего сорняки ты выглядишь так нелепо впечатляюще, меня устроит двести пятьдесят. – Он наблюдал, как Торрес отсчитывает деньги в его ладонь. – Расскажешь мне, что ты выяснил о бедном Битти.

– Если не смогу, то оставлю для тебя записку на моем трупе, – заверил его Торрес.

Глава восемнадцатая

Зрительный зал в ОНИЦ тропологии походил на большую украшенную куполом оранжерею из разноцветного стекла. Вечер был холодным, тихим, темным. Из битком набитого театра луна и звезды казались зелеными, пурпурными и оранжевыми.

Торрес, одетый в костюм выпалывающего сорняки, сделанный из псевдомешковины, с мотыгой в руках, стоял за щелью в еще закрытом занавесе. В зрительном зале разместилось двести откормленных, опрятно одетых людей. В пятом ряду пронзительно вопила четырехлетняя белокурая девочка в блузке с кружевными гофрированными манжетами, а шестилетний мальчишка бросал скомканные страницы программки в оркестр из пяти музыкантов, пока тот настраивал инструменты.

Позади Торреса по сцене носился Букер Маккристал, взбивая ряд бутафорских стогов сена, которые демонстрировались в первой сцене.

– Они какие-то очень слежавшиеся, – показал он на них рукой. – Больше не буду использовать виниловое сено.

Торрес передвинулся, изучая выходы из театра. Согласно планам этажей, которые он заучил наизусть, ему требовался «Выход 8», который открыл бы дорогу в коридор с витражами, ведущий в «Оранжерею 3».

– Не делай этого! Осторожно! – предостерег Маккристал.

Стог рухнул.

Повернувшись, Торрес увидел, что их ведущий тенор случайно наехал трактором на один из декоративных стогов.

– Вы все время на меня кричите, – пискляво сказал тенор. – Думаю, лучше бы я оставался мертвым.

– Если бы я мог заморозить тебя прямо здесь и сию же минуту, – сказал Маккристал, – поверь, я бы сделал это.

– Что за глупая у меня роль! – Тенор сдал назад и наехал трактором на механическую корову.

– Му, му, му, му, – начал поврежденный механизм.

– Снимите с трактора этого зомби из холодильника, – закричал Маккристал.

– Вы не говорили мне, что придется заниматься физическим трудом, – сказал тенор. – Дружище, за те годы, что я провел во льду, шоу-бизнес определенно изменился в худшую сторону.