Планета-мечта
Шрифт:
— Не думаю, что вам стоит с ним идти одной, Кристина, — сказал Стэнли.
— Зачем же вы его взяли в проводники? — сказала я со смехом, — Стэнли, будет вам, не думаете же вы, что он меня убьет и расчленит труп? Я вовсе не маленькая девочка, Стэнли, хоть, может быть, мне и хотелось бы ею быть.
Стэнли тоже посмеялся.
— Но он все-таки странный, Кристина, — сказал Стэнли, отсмеявшись.
— Да, — сказала я, — Вот мне и любопытно.
— Не боитесь?
— Не-ет, — сказала я невесело, — чего уж мне бояться. Знаете, кем я была на И-16?
— Корнилов рассказывал что-то, да я не помню. Отшельницей вроде какой-то. В горах Вельда?..
— Отшельницей священной ярости, — сказала
— О-о!
— Ко мне не то что люди, ко мне звери подходить боялись, а вы меня боитесь с каким-то бродягой отпустить. Вам самому не смешно, Стэнли?
— Смешно, — пробормотал он, — А вы что-то можете?.. Ну, я, в смысле….
— Да, — просто сказала я, — Чего бы и не мочь, могу. Если меня напугать, я такого наворочу, мало не покажется.
Стэнли расхохотался.
— Да это все, наверно, так.
— Все-то все, — возразила я, улыбаясь, — Разница вся в масштабах. Координаторов, например, лучше вообще не пугать. И не тревожить. Знаете, анекдот есть такой: что общего между координатором и сумасшедшим? С ними нужно разговаривать тихо и поддакивать, — Стэнли вежливо улыбнулся, — А то нас злить — себе дороже выйдет.
Стэнли кивнул.
— Но я не о том спрашивал.
— О священной ярости? Да, — сказала я со смехом, который мне самой не понравился, — где мое копье? Я могу даже показать, только ведь всех перепугаю. Ведь боятся, хотя я не знаю, чего боятся.
— Что ж, — сказал Стэнли, — Я видел как-то, и это действительно страшно. Я не удивляюсь, что от вас и звери шарахались. От человека в трансе священной ярости просто волна какая-то идет, не хуже гамма-излучения, отпугивает всех на расстоянии километра. Но я что хотел сказать, разве без галлюциногенов вы можете войти в транс?
— Могу, — сказала я, опуская взгляд на свои руки, сложенные на коленях. Пальцами правой руки я теребила штанину, — Галлюциногены мне уж и не нужны, я ведь не начинающая, я год там плясала. Так-то. Пойду-ка я с проводником поболтаю, — сказала я с кривой улыбкой, — А то энтузиазма у него что-то не наблюдается. Наемные работники так себя не ведут! — провозгласила я, поднимая палец, и поспешно ретировалась. Слишком напряженно и странно начал смотреть на меня Стэнли; я была уверена, что, когда я вернусь, он уже обо всем забудет.
Я перешла по мосту через ручей и вошла в лес. Он был не густой, но с буреломом, с сухим кустарником, так что идти здесь было нелегко. Далеко наш проводник не ушел. Метров через десять я увидала его: он сидел подле сухостойного дерева, прислонившись спиной к сероватому отбеленному стволу, обняв колени руками и опустив по обыкновению голову со свисающими на лицо космами нечесаных черных волос. Я подошла, осторожно переступая через наваленные на земле сухие ветки, и остановилась рядом.
— Вы не хотите идти? — сказала я, глядя на него сверху. Сначала я шла выяснять с ним отношения, но теперь, когда я увидела его жалкую, сжавшуюся фигуру, настроение мое изменилось. Кем бы он ни был, я видела, что что-то с ним случилось, что-то он пережил нелегкое, страшное, и это превратило его в то, чем он являлся теперь. И ругаться с ним сейчас было нелепо и, наверное, жестоко.
— Вы не хотите идти?..
Он молчал.
— Если не хотите, — сказала я тихо, — я дойду и сама, наверное. Это ничего…. Но вы мне объясните, где это, я ведь точно и не знаю.
Ни звука я не услышала в ответ. Мне показалось, что он дрожит, хоть день был жаркий.
— Вы не больны? — сказала я быстро и тихо, — Боитесь, вас рассчитают из-за того, что вам нездоровиться? Так не будет, поверьте мне. Но лучше скажите, если вы больны, возможно, мы сможем помочь….
— Я пойду, — еле слышно сказал он.
— Вы не больны?
— Нет. Когда мы идем, сейчас?
— Да, я думаю, лучше
— Да, здесь недалеко, — тихо и равнодушно сказал он.
Я быстро собрала свою сумку, покидала туда разбросанные вещи и, вылезя задом из низкой палатки, огляделась. Проводник ждал меня возле кустов у руки. Торопливо я пошла к нему. Стэнли, стоявший возле уже потухающего, с тоненьким вьющимся дымком костерка, помахал мне рукой, я махнула тоже и повесила сумку на плечо.
Я шла следом за проводником через лагерь к реке и все поражалась на то, как он двигается. Ни у кого никогда я не видела такой грации движений, лишь в долине Флоссы в туманную ночь…. Только однажды была я там и видела, как они танцуют в тумане, но сейчас, глядя на то, как легко и плавно ступает этот оборванец по песчаной приречной земле, я не могла отделаться от мысли, что никто, никто не двигается так, кроме… кроме файнов; лишь дивному народу присуща это бесконечная легкость и красота. Я думала так, но и сама не могла поверить в то, что это файн. К тому же темноволосый?
Белая здесь совсем неширока. В метрах двадцати ниже лагеря был брод. Река делала здесь плавный заворот, мы поднялись на песчаный взгорок и спустились с него, подошли к самой воде. Перед тем, как войти в реку, проводник задержался, постоял на берегу, у самой кромки воды, опустив голову. Я стояла позади и смотрела на его худую спину в мешковатой рваной рубахе. Он пробормотал что-то хриплым шепотом и шагнул.
Я вошла в реку следом за ним. Каменистое дно реки было скользким. Самое глубокое место было мне немного выше колена. Сквозь слой темноватой воды было видно пестрое дно и мелкие юркие мальки, серебристо снующие меж камней. Другой берег был не слишком высок, но крупой, с осыпающейся глиной. Несколько деревьев, сползших с откоса вместе с оседавшей землей, стояли прямо в воде, одно невысокое и корявое дерево цеплялось за склон, образуя корнями и стволом нечто роде ступени или площадки, через которую можно было взобраться наверх. Проводник легко поднялся до этого дерева и, упершись босой грязной ногой в ствол дерева, наклонился вперед и подал мне руку. Невольно я так четко и ясно разглядела его худую и мускулистую смуглую руку со шрамом на предплечье, развитое запястье и кисть с худыми и длинными пальцами. Кисть эта была так красива и изящна, как редко бывает у мужчин, к тому же вынужденных заниматься каким-то физическим трудом, однако же чрезмерно развитое запястье указывала на постоянную его тренировку, мне с моим опытом работы преимущественно на планетах, пребывающих в средневековье, сразу подумалось о мече или боевом шесте. "Файн!" — отчетливо подумала я, быстро переводя взгляд на его лицо, скрытое волосами. Он легко и сильно схватил меня за руку чуть пониже локтя и рывком втащил меня на откос; наступив одной ногой на корни дерева, я поднялась одним движением наверх, на сам берег. За мной следом поднялся и он.
Местность здесь была равнинная. Негустой прибрежный лес внутри весь состоял из небольших полян такого размера, что кроны деревьев мало пропускали света, и вроде бы и полянами их нельзя было назвать, однако это был и не совсем лес. Под ногами росла невысокая густая трава с ромашками и сладко пахнущим подмаренником. Кое-где встречались маленькие нежные кустики лесной фиалки с неяркими фиолетовыми цветами, изредка над общей массой травы поднимались колосья тимофеевки и прочих злаков. Мы пошли вперед и скоро свернули налево, почти по опушке леса; сбоку открывалось неровное поле со множеством полос и скоплений кустарника, дальше, за небольшим подъемом виднелся снова лес. Мелькнула меж кустарника снова неширокая сине-темная лента реки, она так петляла, что, пройдя в любую сторону, можно было снова наткнуться на ее изгибы и завороты.