Планета Шекспира
Шрифт:
— Но ты не обескуражен?
— Нет, я продолжу попытки.
— Это хорошо, — сказал Плотоядец.
Он проглотил последний кусок сочащегося мяса.
— Пойду к ручью, — сказал он, — умою лицо. Я неаккуратный едок. Вы хотите, чтобы я вас подождал?
— Нет, — ответил Хортон. — Я спущусь попозже. Я еще съел только половину.
— Надеюсь, вы меня извините, — сказал Плотоядец, поднимаясь на ноги. Другие двое сидели, глядя как он неуклюже спускается по тропе.
— Что новенького? — спросил Никодимус.
Хортон
— Прямо к востоку отсюда есть какая-то заброшенная деревня. Каменные дома заросли кустарником. Судя по виду, там никого не было сотни лет. Нигде не видно, что им здесь было нужно и почему они ушли. Плотоядец говорит, что Шекспир думал, будто это должна быть каторжная колония. Если так, то она была неплохо устроена. С недействующим тоннелем нечего было беспокоиться, что кто-то убежит.
— Плотоядец знает, что это был за народ?
— Не знает. По-моему, ему и дела нет. Он не особенно любопытен. Его интересует только «здесь» и «теперь». К тому же он боится. Прошлое, по-видимому, пугает его. Я предполагаю, что они были гуманоидами, хоть и не обязательно людьми, в нашем понимании. Я заходил в одно из зданий и нашел какую-то бутылку. Сперва подумал, что ваза, но, пожалуй, все-таки бутылка.
Он пошарил вокруг себя рукой и протянул бутылку Никодимусу. Робот повертел ее в руках.
— Грубая работа, — сказал он. — Рисунки могут быть только приблизительными подобиями. Трудно сказать, что на них изображено. Кое-что из этого выглядит, как надписи.
Хортон кивнул
— Все верно, но это значит, что у них было какое-то представление об искусстве. Это может говорить о кочующей культуре.
— Этого недостаточно, чтобы объяснить сложную технологию тоннелей, — возразил Никодимус.
— Я совсем не имел в виду, что это народ, построивший тоннели.
— Плотоядец говорил еще что-нибудь о своем намерении присоединиться к нам, когда мы уйдем?
— Нет. По-видимому, он уверен, что ты можешь починить тоннель.
— Может быть, лучше не говорить ему, но я не смогу. Никогда не встречал такой путаницы, как на этой панели управления.
По тропе вперевалочку явился Плотоядец.
— Теперь весь чистый, — заявил он. — Я вижу, вы уже кончили. Как вам понравилось мясо?
— Оно было превосходно, — заверил Хортон.
— Завтра у нас будет свежее мясо.
— Мы зароем остатки мяса, пока ты охотишься, — предложил Хортон.
— Нет нужды закапывать. Бросьте его в пруд. В процессе этого держите нос в полной безопасности.
— Так ты всегда делаешь с мясом?
— Конечно, — ответил Плотоядец. — Это самое легкое. В пруду его что-то съедает. Может быть оно довольно, что я бросаю мясо.
— Ты когда-нибудь видел, кто съедает мясо?
— Нет, но мясо исчезает. Мясо по воде плавает. А то мясо, что я бросаю в пруд, не плавает никогда. Наверняка его кто-то ест.
— Может быть пруд воняет от твоего
— Нет, — возразил Плотоядец. — Он всегда так вонял. Еще до бросания мяса. Шекспир оказался здесь раньше меня и он мяса не бросал. Но он говорил, что пруд воняет с тех пор, как он здесь.
— Застоявшаяся вода может очень дурно пахнуть, — заметил Хортон, — но я никогда не встречал пахнущей настолько дурно.
— Может быть это не настоящая вода, — сказал Плотоядец. — Она гуще, чем вода. Течет, как вода, выглядит, как вода, но не такая жидкая, как вода. Шекспир назвал ее «суп».
По лагерю протянулись длинные тени от стоящих на западе деревьев. Плотоядец задрал голову, щурясь на солнце.
— Божий час почти пришел, — сказал он. — Давайте найдем укрытие. Под прочной каменной крышей не так плохо. Не так, как на открытом месте. Чувствуется, но самое худшее камень отсеивает.
Обстановка в домике Шекспира была простой. Пол выложен каменными плитками. Потолка не было, единственная комната находилась прямо крышей. В центре комнаты стоял большой каменный стол, а вдоль стен проходило возвышение из камня высотой со стул.
Плотоядец указал на него.
— Это чтобы сидеть и спать. А также чтобы ставить вещи.
В задней части комнаты возвышение было завалено вазами и кувшинами, странными изделиями, выглядевшими, как небольшие статуэтки и другими изделиями, которым, на первый взгляд, нельзя было подобрать названия.
— Из города, — сказал Плотоядец. — Предметы, которые Шекспир приносил из города. Может быть любопытные, но ценности небольшой.
На одном конце стола стояла деформированная свеча, прилепленная к камню.
— Это дает свет, — пояснил Плотоядец. — Шекспир изготовил это из жира того мяса, что я убил, чтобы он мог размышлять над книгой, иногда говорил с ней, иногда делал на ней пометки своей волшебной палочкой.
— Это-то и была книга, которую, ты мне сказал, я могу увидеть? — спросил Хортон.
— Конечно же, — заверил его Плотоядец. — Может быть вы растолкуете ее мне. Скажите мне, что она такое. Я много раз спрашивал у Шекспира, но объяснение, которое он давал, не было настоящим объяснением. Я сидел и изводил душу от желания узнать, а он никогда не говорил. Но скажите мне, пожалуйста, одну вещь. Почему он нуждался в свече, чтобы разговаривать с книгой?
— Это называется «чтение», — объяснил Xoртон. — Книга говорит посредством стоящих в ней знаков. Нужен свет, чтобы видеть знаки. Чтобы книга заговорила, знаки должны быть ясно различимы.
Плотоядец покивал головой.
— Странное обыкновение, — сказал он. — Вы, люди, занимаетесь странными делами. Шекспир был странный. Он всегда надо мной смеялся. Не снаружи смеялся, смеялся внутри. Он мне нравился, но он смеялся. Он смеялся так, будто он лучше, чем я. Он смеялся втайне, но все же давал понять мне, что смеется.