Планета Скарсида
Шрифт:
— Охотники? — с пониманием спросил Заннат.
— Нет, это инспекторский надзор — экологические рейнджеры.
— Так это хорошо. — одобрил Ньоро. — Давай сдадим одних другим.
— Тебе такое понятие, как коррупция, знакомо?
— Мерзавцы, и тут тоже!
Проблемы местного населения вдруг стали необыкновенно близки сердцу Занната — это же надо: так бесцеремонно вмешиваться в семейные дела квабаджи! И, главное, совершенно безнаказанно! Ему было ужасно жалко юных лягушек, которые из-за сговора властей с преступниками останутся незамужними! Сколько головастиков не народится!
— Давай нажалуемся
— Фу, это такая волокита: перво-наперво, подай заявление от юридического лица, а мы с тобой какие юридические лица?
— А если просто анонимка — так сказать, от доброжелателя?
— Тогда ещё хуже: бумажка пойдёт по всем инстанциям, а в какой-нибудь ответственной конторе обязательно сидит ответственное лицо, которое имеет свой куш от незаконного мероприятия.
— Тогда давай устроим большой шум, чтобы невесты спрятались, ты же говоришь, что лягушки очень пугливы.
— Ну да. — печально ответил осёл. — Они и спрячутся, да так и не выйдут к женихам. Заберутся под воду, весь яд с их спинок уйдёт в раствор, а потом все птицы и млекопитающие по всей планете впадут в транс и сдохнут от голода.
— Какой же дурак придумал такой хрупкий биоценоз?!
Цицерон укоряюще посмотрел на друга.
— Ты, что ли?! — поразился тот.
— Нет, конечно. Просто мне однажды попался в спутники сумасшедший биолог, который мечтал создать абсолютно идеальную экологическую систему.
В долине меж тем что-то стало происходить. В глубокой тени, где едва угадывались под светом звёзд отблески воды, стали собираться крохотные искорки. Они стекались в пятна, потом в ручейки, и те начали медленно тянуться в разных направлениях. Долина покрылась тонкой золотой сеткой, которая шевелилась и подрагивала.
— Выходят. — зачарованно проговорил осёл. — Они будут двигаться ночью, а днём будут отсиживаться в зарослях, под листьями, в трещинах камней. Всё время миграции они не будут купаться и пить воды, чтобы секрет спинных желёз достиг нужной концентрации.
Решительно ничего в голову Заннату не приходило: как решить столь непростой вопрос? С тем они и встретили рассвет, когда бледно-зелёное неяркое солнце взошло на переливающемся перламутровыми полосами горизонте.
Местность, открывшаяся глазам путешественников, была чарующе прекрасна. Долина-селение квабаджей оказалась не то озером, не то болотом, но вся она была пересечена чем-то вроде мелких дамб, отчего напоминала неровные соты. Это были жилища квабаджи, созданные трудами многих поколений из ила, замешанного на слюне. Множество таких шариков скреплялись особенным составом — из них состояли стены с отверстиями входов, мостики, подводные пещерки, хранилища пищи и многое другое. Днём селение выглядело необитаемым, потому что лягушки уходили в свои жилища. Со всех сторон это странно прекрасное городище окаймлялось невысокими горами, среди которых имелись проходы — туда и ушли юные невесты. Через два дня в этом месте будут праздновать встречу молодых самок, пришедших издалека, чтобы сочетаться браком с молодыми местными самцами. Это был чудесный и древний обычай, в который без всякого права вторгались всякие инопланетные авантюристы.
Людей нигде не было видно — ни контрабандистов, ни инспекторов, и двое путешественников решили спуститься вниз. Пока
— Послушай, Цицерон, — тихо спросил он, поскольку на этой планете шуметь было нельзя. — У тебя голова не плывёт?
— Конечно, плывёт. — ответил тот. — Это слабое действие яда. Оно не опасно для нас, к нему не привыкают. Просто всё вокруг пропитано им. В малых дозах вызывает эйфорию, а в больших — подавляет волю. Вот почему эти типы одеты в скафандры.
Теперь понятно, отчего фигуры на тропинке казались в темноте неуклюжими — люди старались избежать воздействия этого естественного эйфориака. Гулять в бикини по этой чудной планете было небезопасно. Местные виды привыкли к малым дозам яда, а на время миграции квабаджи просто уходили подальше от их поселений.
— А мы с тобой не забалдеем? — с тихим смехом спросил Заннат. — пошатываясь на тропинке.
— Уже забалдели. — хихикнул осёл, заплетаясь задними ногами.
— Цицерон, негодяй, почему же ты не сказал, что… — не сумел досказать мысль Ньоро.
— И что?.. — спросил тот, широко и блаженно улыбаясь.
— Что эта штука так забирает! — счастливо ответил ему напарник.
— Да мы сейчас выйдем из долины и…
— И что? — засмеялся, как над анекдотом, Заннат.
— Ха-ха-ха! На свежий ветерок попадём! И там — ой не могу! — немного протрезвеем!
Два приятеля, пошатываясь и весело смеясь, выбрались из болотного селения, взойдя по узкой тропке меж двух каменных стен. Низенькие горки, поросшие травой и кустарником, скоро кончились, и далее перед глазами путешественников раскинулась плоская равнина, зелёная и прекрасная. В мягком свете зелёного солнца она казалась сказочной страной. К далёким группам холмов тянулись извилистые тропинки, по бокам которых росли пышные кусты с большими листьями и высокими соцветиями.
— Вот посмотри. — чуть заикаясь, проговорил осёл, откинув копытом один широкий лист. — Тут они и пережидают дневное время. Под солнцем идти нельзя, иначе слишком быстро высохнет яд.
Под широким влажным листом действительно сидело огромное земноводное яркой расцветки — зелёно-жёлто-красной. Его красные, как рубины, глаза смотрели в никуда — животное как будто грезило, только широкие бока медленно раздувались. Спина лягушки блестела, словно смазанная маслом. Приглядевшись, Заннат увидел, как из красных пятен и полос сочится густая желтая субстанция. Тут голова у него резко закружилась, и он упал бы, если бы Цицерон не оттащил его.
— Фу, ты понимаешь, что это за штука, если даже в слабой концентрации так задирает?! — с чувством произнёс осёл.
— Твой биолог случаем был не наркоман?
— Совершенно в точку: он был наркоман. — признался Спутник. — Такого двинутого Спящего у меня не было. Было дико интересно видеть его творческую кухню.
— Да уж! — с чувством ответил Заннат. — Планета-наркотик — надо же!
— Он налепил тут таких глюков — увидишь, свалишься! — с азартом предавался воспоминаниям осёл.
— А у меня такой зверский аппетит появился после этой лягушки! — весело признался товарищ.