Планета Йоргов
Шрифт:
— Почему ты говоришь: те, кто родился в семье? Что: не все родились в них?
— Ну, да: некоторых родили не их матери, а специальные роженицы — таких больше.
Так, так! И Конбр сразу спросил:
— Это малоспособные женщины, которые не могут заниматься умственной работой?
— Наверно: их поэтому называют «неполноценными».
— Неполноценными?
— Ага. У вас таких, наверно, нет?
— Почему? Есть тоже: у нас дети не рождаются их генетическими матерями. Так выгодней: понимаешь?
— Что в этом хорошего:
— А что: «неполноценные» бывают только роженицами?
— Не-ет: еще и донорами, вот. А это уже страшно.
— Почему?
— Потому что их убивают, а их органы хирурги пересаживают другим — «полноценным».
«У нас ведь тоже это делали, пока не нашли более выгодным использовать стволовые клетки», подумал Конбр перед тем, как задать следующий вопрос:
— А эти «неполноценные» родились от других «неполноценных», да?
— Не-ет: только некоторые. Остальные, которых было гораздо больше, становились такими после отбраковки. Ну, те, которые плохо учились тогда.
— Тогда?
— Когда она еще была.
— А сейчас нет?
— Нет: отменили — Дед добился. Потому что это было несправедливо: так Деду Лал сказал, который погиб здесь. Его именем Дед и Баба папу моего потом назвали. А меня именем того, кто умер, потому что отказался, чтобы ему пересадили сердце донора.
Конбру хотелось спросить еще многое, но решил, что более точные сведения лучше будет получить не от него.
8
Координатор Конбр мог, оказывается, неожиданно удивить. Настоящий гений, сухой и суровый, отрекшийся от всего, что не входило в круг его научных интересов, показался вдруг иным, когда, связавшись с Лимом, начал разговор в необычном тоне.
— Премногоуважаемый Лим! Это правда, что непосредственное общение доставит большее удовольствие, нежели с помощью связи?
— Почему ты это спрашиваешь, достопочтенный?
— Просто захотел проверить то, чем ты восхищаешься. Предлагаю встретиться у обелиска землян. Через двадцать три минуты. Уж будь добр, не опаздывай, пожалуйста.
И это Конбр — тот, который неизменно относился ко всему, что видел у землян, как к каким-то детским забавам. Но в то же время безразлично, почему-то, в отличие от многих других, к его, Лима, постоянному общению с землянами. Странно всё это!
… Появились у обелиска землян одновременно: минута в минуту. Отстегнули вертолеты, и Конбр молча показал на вход в пещеру. Молчал почему-то, пока они пешком двигались внутрь по извилистым узким коридорам. Остановился, только когда очутились среди белых колонн, и сразу повернулся к Лиму.
— Ты уже всё знаешь о них? — спросил он.
— Что именно?
— Кроме того, что мы видим.
— ?
— Мы видим их женщин, вынашивающих своих детей.
— Да: они не используют для этого
— Здесь. А там, на их Земле? Послушай-ка разговор с моим учеником, — он включил запись того разговора.
Лим был ошарашен: он, оказывается, совершенно не знал то, что ему как историку не знать непозволительно. Но, в то же время, откуда мог узнать, когда сами земляне почему-то об этом даже ни разу не обмолвились?
— Но почему? — это был вопрос вслух к самому себе, но Конбр решил, что к нему.
— Что: почему? Что не понял?
— Почему они об этом совсем не говорят? Совсем. А… Как Маркд назвал земных примитивов: «неполноценные»? Я же слышал это слово, да! Лирл говорил Александру: «А у них, оказывается, есть «неполноценные»: подопытные и гурии».
— Подопытные — они и у нас подопытные.
— Ну, да. А гуриями, наверно, называют таких, как моя Цангл.
— Твоя?
— Да — не удивляйся. Я как-то привык очень к ней: её присутствие рядом мне необходимей, чем других.
— «Гурий»?
— Нет: таких, как мы.
— Ты, действительно, уж слишком необычен. Или уже перенял что-то от землян?
— Цангл рядом со мной, имеешь в виду?
— Да. И не только это.
— Она стала нужна еще до них. А остальное — пожалуй: многое в них стало для меня своим.
— Не приходило в голову, что это может быть опасно?
— Почему, достопочтеннейший?
— Ты действительно такой наивный?
— Прости: не понимаю.
— Не понимаешь, кто мы на самом деле: гардрарцы, находящиеся на Зрыыре? Те, кого Мудрейшие не захотели терпеть на Гардраре — неугодные им.
— Догадывался.
— Но в отношении лишь себя. Ошибаешься: все — до единого. Причем, под колпаком Мудрейших: каждому было предложено наблюдать за остальными, чтобы сообщения о чем-то нежелательном раз в году поступали Децемвирату. Учти: кое-кто это делает, рассчитывая заслужить разрешение вернуться на Гардрар, и полностью помешать им у меня нет возможности.
Поэтому я привел тебя для откровенного разговора сюда: радиоволны отсюда не доходят — проверил неоднократно. А откровенно поговорить совершенно необходимо. Именно с тобой. Доверяешь ли ты мне?
— Попробую.
— Тогда пойми, что я рискую не меньше тебя. Слушай, что мне надо сказать.
Мне до сих пор непонятно многое, что есть у землян. Но это сумел понять и принять ты, и я решил познакомиться с твоими трудами, надеясь через них тоже придти к пониманию их. Чьё поведение пока кажется отсталым по сравнению с нашим — в чем я уже сколько-то начал сомневаться.
Понимаешь, разговор с земным мальчиком дал узнать, что их история тоже не была простой. Как и наша: судя по тому, о чем написано в твоих книгах. Не поможет ли нам знание земной истории: не подскажет что-то такое, что поможет спасти нас от краха? Ты не согласен?