Плащ и шпага
Шрифт:
Лудеак, хлопотавший около капитана, принял сокрушенный вид.
— Скверное дело! — шепнул он ему. — Если хотите, ещё можно уладить как-нибудь.
Вместо всякого ответа Брикетайль обратился к противнику и, тоже обнажив шпагу, сказал ему:
— Помните, я предупреждал вас — берегитесь встречи со мной. Мы встретились. Поручите же вашу душу Богу!
— Ну! Тебе, бедный Брикетайль, заботиться нечего, твою душу давно ждет дьявол!
Брикетайль вспыхнул и встал в позицию.
Началась дуэль суровая, жесткая, безмолвная. Ноги противников
Видно было, что Югэ прошел хорошую школу, и рука его, хотя и казалась слабей, не уступала в твердости руке противника. Удивленный Брикетайль провел ладонью по лбу и уже начинал немного горячиться, но все ещё сдерживал себя. Вдруг он пригнулся, выбросив вперед руку.
— А! Неаполитанские штучки! — сказал Югэ, улыбаясь.
Брикетайль прикусил губу и не находя незащищенного места, чтобы нанести удар, вдруг выпрямился во весь свой огромный рост, зачастил ударами со всех сторон разом.
— А! Теперь испанская! — продолжал Югэ.
И улыбка опять скользнула на его губах.
— Черт возьми! Да это мастер! — проворчал Лудеак, обменявшись взглядом с Шиврю.
Брикетайль вдруг приостановился, весь сжался, прижав локоть и выставив острие шпаги.
— А! Фламандская! Целый парад! — сказал Югэ.
Вдруг он, не отступая ни на шаг, перебросил шпагу из правой руки в левую; Брикетайль побледнел. Он напал теперь основательно и почувствовал ответный укол.
Его удары посыпались один за другим ещё быстрей, но зато менее верные и не достигающие цели.
— На этот раз манера школьников! — сказал Югэ.
— Как только он потеряет остатки хладнокровия, он пропал, — прошептал Лудеак, наблюдавший за Брикетайлем.
Вдруг Югэ выпрямился, как стальная пружина.
— Вспомни прямой удар! — сказал он.
Капитан постоял ещё с минуту, опустив руку, с выражением ужаса и удивления на лице, потом вдруг тяжело упал. Кровь хлынула у него изо рта на мостовую, но, сделав последнее усилие, он поднял голову и сказал:
— Если уцелею, то берегись!
Голова его упала с глухим стуком на землю, ноги судорожно вздрогнули, бороздя грязь, и он вытянулся неподвижно.
— Убит! — сказал Шиврю, склонившись над ним.
Лудеак стал на колени возле тела и положил руку на сердце, а ухо приставил к губам раненого.
— Нет! — возразил он. — Еще как-будто дышит. У меня душа добрая и я не могу оставить христианскую душу умирать без помощи.
Вдвоем с Шиврю они прислонили великана к столбу, подняв ему голову, чтобы он не захлебнулся кровью. Лудеак отдал справедливость искусству Монтестрюка и, обратясь к Шиврю, сказал ему:
— Побудь с ним пока, а побегу к знакомому хирургу, очень искусному в подобных случаях. Такого
Когда пришел хирург с носилками для раненого, Югэ поспешил уйти. Патруль или просто городовой мог застать его с окровавленной шпагой над телом человека при последнем издыхании. Лудеак посмотрел, как он уходил на темное кладбище, закутавшись в плащ, между тем как хирург осматривал раненого.
— Не так-то легко нам будет отделаться от этого малого, — сказал он Шиврю. — Уж если капитан ничего не мог сделать, то кто же с ним сладит?
— Я.
— Со шпагой в руке?
— Нет. Разве разве буду вынужден безусловной необходимостью, но человека можно погубить и не убивая. У меня не одно средство.
— Гм! Я верю только смерти. Знаешь старинную поговорку: убит зверь — и яд пропал.
— Поговорка основательная и при случае я её припомню. А пока все, что я могу тебе сказать, это то, что если когда-нибудь граф де Монтестрюк женится на Орфизе де Монлюсон, то это будет значить, что Цезаря де Шиврю уже нет в живых.
Между тем хирург перевязал рану несчастного, голова которого бессильно переваливалась с одного плеча на другое. Прикладывая корпию к ране он любовался широкой грудью, сильными мускулами, вообще крепким сложением капитана.
— Да, — говорил он сквозь зубы, — рана ужасная: весь клинок прошел через легкое! Прости, Господи! Он чуть не насквозь хватил! Но такой силач ещё может отойти. Знавал я и не такие раны, да и те залечивались… Все зависит от присмотра.
И, взглянув на Лудеака, доктор спросил:
— Куда вы его понесете? В больницу? Это все равно, что гроб ему готовить! Есть ли у него квартира, где можно было бы следить за ним, не теряя напрасно времени и трудов?
— А ручаетесь ли вы за выздоровление?
— Воля Господня, но если отдадите его мне на руки, и если ни в чем не будет недостатка, то — да, может быть…
— Тогда берите его и несите ко мне, — сказал Шиврю носильщикам. — Мой дом и мои люди к вашим услугам, а если он выздоровеет, вы получите сто пистолей.
— Это, значит, ваш друг? — вскричал хирург, идя впереди носилок.
— Лучше, чем друг полезный человек.
— А если починим его, то он ещё нам послужит, — прибавил шепотом Лудеак.
18. Спасайся, кто может
Но как это узнали? Какими путями? Монтестрюк не мог этого понять, но на другой же день человек пять знакомых рассказывали ему о его дуэли на углу кладбища Невинных Младенцев. Стоустая молва разнесла весть повсюду. Югэ не скрывал правды, но на поздравления с победой отвечал очень просто:
— Полноте! Это искатель приключений, считавший меня своим должником, а я показал ему, что я напротив его кредитор. Ну мы и свели с ним счеты, вот и все.
Через два или три дня он выходил утром из дому с неизбежным своим Коклико. К нему подошел мальчик, которому он не раз давал денег, и спросил робким голосом: