Плащ и шпага

Ашар Амеде

— Ах! Спасен! Спасен! — вскрикнула она.

Слезы текли ручьями по её лицу.

— Признайтесь, вы хотели выйти, когда я поклялась, что никого не видела?

— Посмотрите сами, я уже вынул было шпагу! Они бы не взяли меня живым! Но подвергать вас необходимости лгать, вас и за меня!.. О! Эта мысль приводит меня в отчаяние!

— А мне что за дело? И как мало вы меня знаете! Я бы поклялась сто, тысячу раз, во всем, чего бы не потребовали, на евангелии, на распятии… не бледнея! Разве я не могла отступить

перед чем бы то ни было, чтобы только вырвать вас у смерти?

В порыве страсти принцесса не помнила сама себя, глаза её сверкали, восторг сиял в её улыбке.

— Эта странная речь вас удивляет, — продолжала она, — и вы спрашиваете себя, быть может, отчего во мне столько усердия и столько огня?

— Да, отчего? — спросил он, не сводя с неё глаз.

Она схватила его за руку и увлекла в большую комнату перед спальней. При ярком огне свечей, освещавших её прекрасное лицо, бледная, взволнованная, подавленная страстью, но не опуская глаз, она сказала ему дрожащим голосом:

— Помните ли вы, как раз вечером, в замке в окрестностях Блуа, почти в ту самую минуту, когда ваша очарованная молодость готова была заговорить языком страсти с другой женщиной, вы вдруг почувствовали в темной галерее горячее дыхание уст, встретившихся с вашими?

— Как! Этот поцелуй?

— Я дала вам его… и ваши руки хотели схватить меня, но я убежала.

— Вы! Вы! Это были вы?

— Да, я! Ах! Я почувствовала, что этот связывает меня с вами навеки…какая я была тогда, такая же и теперь.

Ослепленный, очарованный, Югэ смотрел на это милое лицо, сиявшее огнем страсти. Зеленые глаза Леоноры сверкали. Он открыл рот, чтобы говорить, она положила ему руку на губы и продолжала:

— Ах! Не портите мне эту чудную минуту благодарностью! Я действую из одного эгоизма. Что сделали вы, чтобы внушить мне такую любовь? Ничего. Я полюбила вас с первой минуты, как увидела, сама не зная этого, не подозревая. Я думала, что это просто симпатия к вашей молодости и храбрости, потом любовь сказалась вдруг, внезапно. Я вся принадлежу вам. Я жила мыслями о вас, а между тем знаю, что вы мечтаете не обо мне!

Печаль разлилась по её лицу, огонь потух в глазах, и бессильная рука выпустила руку Югэ.

— Ах! Я безумная! — проговорила она.

Две слезы выкатились из её глаз; она уходила, он удержал её.

— За такую преданность можно отплатить только жертвой целой жизни! вскричал он. — Но чем она выше, беззаветнее, тем больше честь моя требует, чтоб я не употреблял эту преданность во зло. Нет! Я не могу принять от вас приют, не подвергая вас, быть может, таким же точно опасностям, какие грозят мне самому…

— Да, понимаю, — отвечала она с грустью. — Вам тяжело быть мне чем-нибудь обязанным! Вы не можете, вы не хотите быть мне благодарным, чтоб не похитить эту благодарность у другой! Вы хотите уйти от

меня, уйти из этого дома, где мы с вами снова встретились. Убедитесь однако прежде, возможно ли это?

Она снова взяла его за руку и через целый ряд темных комнат привела привела в кабинет с одним окном, выходившим на главный фасад отеля. Она подняла занавеску и Югэ взглянул. У столбика спал тряпичник, а в нескольких шагах от проезда ходили взад и вперед два солдата из дозора.

— В этой стороне невозможно, не правда ли? — спросила принцесса. Посмотрим теперь в сад.

Они вошли в ту галерею, где уже был Югэ в первый раз, и по маленькой внутренней лестнице поднялись в башенку на углу отеля, откуда через слуховое окно видна была вся улица, вдоль которой тянулась стена сада. Двое часовых ходили с ружьем на плече.

— Поручик Лоредан отказался от осмотра отеля, — прибавила принцесса Мамьяни, — но не от надзора за ним. Попробуйте перепрыгнуть через эту стену! Разве вы хотите, чтобы та пуля, которая попадет в вас, поразила и меня в самое сердце?

— Что же делать? — вскричал он.

— Идти за мной! Слушаться меня! — отвечала она.

Она склонилась к нему, прижавшись к его груди, как будто уже чувствовала рану, о которой она говорила, и увлекла Югэ в ту комнату, где он сейчас скрывался. Биение её сердца, быстрые и тяжелые, отдались в нем, страсть овладела им и, наклонившись к пылающему лицу принцессы, он произнес:

— Я остаюсь!

20. Старое знакомство

Невозможно было однако, чтобы при всем упоении страстью Монтестрюк и принцесса не одумались с появлением дневного света.

Югэ не мог надеяться, чтобы его присутствие у принцессы долго оставалось в тайне. Леонора ручалась, правда, за молчание Хлои. Но оставаться дольше значило компрометировать Леонору, не спасая самого себя. Ничего не предпринимать, скрываясь — значит признать себя виновным. Но его больше заботило положение самой принцессы, так великодушно предложившей ему убежище в отеле.

Леонора видела отражение всех этих мыслей на его лице.

— Вы опять думаете меня покинуть, не правда ли? — сказала она.

— Да, правда. Прежде всего, вас самих я не имею права вмешивать в такое дело, в котором я смутно чувствую что-то недоброе. Я слишком вам обязан со вчерашнего дня, и мне просто невыносима мысль, что у вас могут быть неприятности из-за меня. Потом два мои служителя, всегда готовые рисковать жизнью ради моей защиты. Я потерял их совсем из виду, где они теперь? Один из них — особенно, я знаю его с детства, он почти друг мне.

— Знаю. Но выйти и быть схваченным через десять шагов — разве этим можно принести им какую-нибудь пользу? Я смотрела на рассвете: те же люди, караулят в тех же самых местах.