Плащаница из Овьедо
Шрифт:
— Мне кажется, — продолжал Джеймс, — что на снимках запечатлен своего рода эксперимент, ну, скажем, чтобы показать, как выглядел бы Иисус с сударумом на лице. Видимо, они приложили немало усилий, чтобы точно повторить положение головы. Думаю, именно для этого и пригодился манекен. В действительности же никого не пытали.
— Слава Богу. Значит, это что-то вроде… исследования?
— По моему мнению, да.
Теперь на экране высветилась история сударума. — По сравнению с историей Туринской плащаницы путь «второй плащаницы» был лучше задокументирован и менее извилист. В нем не было темных пятен, связанных с местонахождением и владельцем, чего нельзя было сказать
До 718 года он находился в испанском городе Толедо, но, чтобы опять спасти реликвию от неминуемой гибели — в этот раз от рук мавров, покоривших Пиренейский полуостров, — ларец везут на север и прячут в пещере, расположенной в десяти километрах от Овьедо. Со временем в этом городе для реликвии была построена капелла.
Король Альфонсо VI и испанский дворянин, известный как Эль Сид, присутствовали при открытии ларца 14 марта 1075, когда его содержимое подверглось официальной описи. Сударум был главной реликвией среди остальных и затмевал по своей важности фрагменты костей и кусочки обуви, которые долгое время сопровождали его. С тех пор он остается в Овьедо и выносится на обозрение верующим только в определенные церковные праздники. Кстати, в средние века собор был весьма популярным местом у паломников, тогда как в двадцатом веке их маршруты стали охватывать другие места.
Оба они так увлеклись чтением, что не услышали, как входная дверь скрипнула и усталый монсеньор Галахер тяжелой поступью вошел в дом.
— Ты еще не спишь, Джеймс? — крикнул он из прихожей.
Услышав его голос, Ханна вскочила со стула. Отец Джимми приложил палец к губам, давая ей знак, чтобы она молчала.
— И откуда у тебя только силы берутся? Сегодняшнее собрание выйдет мне боком. Эти женщины со своими ужасными десертами! Не засиживайся допоздна.
— Я еще чуть-чуть. Спокойной ночи, отче.
— Спокойной ночи, Джеймс.
Его тяжелая поступь послышалась на лестнице. Дверь закрылась. В доме опять стало тихо. Отец Джимми помнил, что говорил ему монсеньор на днях. Он не должен застать Ханну с ним здесь, да еще в столь позднее время.
— Что-нибудь не так? — прошептала Ханна.
— Нет, — ответил Джеймс, мысленно поклявшись рассказать обо всем монсеньору утром. — Теперь можете расслабиться. Он спит как убитый.
Молодой священник щелкнул еще пару клавиш, и на экране неожиданно появилась фотография самого сударума. На вид это был обыкновенный кусок льняного полотна, размером где-то 32 на 20 дюймов, покрытый в нескольких местах пятнами цвета ржавчины. Но он полностью совпадал со смазанным изображением на одной из фотографий, которые Ханна посчитала неудавшимися.
— Маршалл и Джолин посещали собор, — сказала она, — и там сфотографировали сударум.
— Они или кто-то другой наверняка могли это сделать.
— Для ее творчества? — Голос Ханны зазвучал глуше, когда она подумала о других возможностях.
Мало что в этом полотне оставалось неисследованным — от сплетения волокон и до оставшихся на нем следов пыльцы, которая, как показало одно исследование, принадлежит растениям, широко распространенным в Овьедо, Толедо, Северной Африке и Иерусалиме, что, таким образом, подтверждает исторический маршрут, по которому
Тем не менее самыми провокационными доказательствами стали несколько пятен на сударуме, при анализе которых было обнаружено, что это следы крови и светло-коричневой жидкости. Их исследование также подтвердило, что человек, лицо которого покрывало полотно, умер в вертикальном положении, а его голова была «повернута на семьдесят градусов вперед и двадцать градусов вправо».
Капли крови остались от ран по всей голове и затылку, сделанными «маленькими острыми предметами», которые, что весьма логично предположить, были шипами тернового венца. Что же касается коричневатых, похожих на слизь пятен, то они остались после плеврального выпота, который накапливается в легких у всех людей, умерших от удушья, то есть тех, кто был распят. Такая жидкость выливалась из носа вследствие сильного толчка, который всегда имел место, когда покойника снимали с креста.
Испанским центром синдонологии [22] в Валенсии проводились всесторонние эксперименты, чтобы узнать, как сударум наложили и закрепили на лицо казненного, чтобы получился точно такой же узор. Одному ученому даже удалось совместить изображение на «второй плащанице» с изображением на Туринской плащанице, в результате чего он пришел к заключению, что места, где находятся пятна на обеих реликвиях, совпадают со «стопроцентной точностью». Отсюда вывод: оба куска ткани покрывали тело одного и того же человека.
22
Наука по изучению плащаницы.
— Начнем с того, откуда они могут знать, что было два полотна? — спросила Ханна.
— Ну, это просто.
Отец Джимми потянулся и достал с полки Библию.
— Евангелие от святого Иоанна. Глава двадцатая, в которой Симон Петр и другой апостол входят в Гробницу Господню.
Он нашел нужный отрывок и стал читать вслух. Его голос был еле слышен даже в тишине спящего дома:
Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра и пришел ко Гробу первый.
И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во Гроб.
Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во Гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте.
Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко Гробу, и увидел, и уверовал.
— Плат, который был на главе Его, то есть сударум, — сказала Ханна. — Значит, он действительно существует.
— Никто не может сказать точно. Все, что мы знаем, так это то, что такой платок был, — ответил отец Джимми, потирая глаза, которые начали уставать от чтения.
Ему вспомнилось паломничество в Рим, которое он совершил, будучи юным семинаристом. Каждая остановка в этом путешествии делала его веру все сильнее и сильнее. Он предполагал, что великолепие собора Святого Петра и короткая аудиенция, которую сам Папа даровал ему и его друзьям-семинаристам, заставят его душу проникнуться благоговением. Так и случилось. Бессмертное величие вечного города со своими памятниками тоже, в свою очередь, поразило сердце паренька, приехавшего из Бостона, где всего несколько следов восемнадцатого века считались бесценной реликвией прошлого.