Плащаница из Овьедо
Шрифт:
— Что же мне теперь делать? Я просто в отчаянии. Я так надеялась, что хоть вы мне поможете. — Джолин из последних сил старалась сохранять спокойствие. — Ханна вбила себе в голову эти безумные идеи. Уж не знаю почему. Не имею ни малейшего понятия, откуда они у нее взялись. Она… Она несет чушь. Ой, простите, я не хотела говорить гадости о вашей подруге. Как и вы, я люблю Ханну, но… но…
Женщина уже не могла сдерживаться, и по ее щекам покатились слезы, оставляя маленькие полоски на макияже. Она пыталась найти в сумочке носовой платок. Видя, что ей это никак не удается, Тери протянула бумажную салфетку
— Благодарю. Извините, что устроила вам здесь драму, — всхлипывая, сказала Джолин. — Но я боюсь за Ханну. Она сейчас в таком нестабильном эмоциональном состоянии, и с ней может случиться что угодно.
Гудение в закусочной больше не могло заглушить ее рыданий, и Тери заметила, что на них уже смотрели несколько посетителей. Отбросив все правила приличия, Джолин вцепилась ей в руку, словно ее вот-вот мог унести разбушевавшийся ливневый паводок.
— Умоляю… помогите мне… У нее мой ребенок, и я так боюсь, что… Не дайте случиться непоправимому… прошу…
Тери стало как-то не по себе, отчасти из-за того, что уже больше половины посетителей положили свои вилки и ложки и открыто на них глазели. Но она испытывала неловкость также и по другой причине.
Совершенно неожиданно на нее накатила волна сочувствия к этой несчастной женщине, которая, не в силах побороть отчаяние, крепко схватилась за нее.
Глава 43
Наконец-то в доме наступил покой.
Ханна лежала в двуспальной кровати, но от волнения не могла заснуть. В тот момент все ее мысли были устремлены в будущее. И было над чем поломать голову — где она будет рожать, где будет потом жить, как ей найти хорошего адвоката, ведь она сможет оставить себе этого ребенка, своего ребенка, только обратившись в суд.
Кроме как на Тери и отца Джимми, ей больше не на кого было положиться. Отец Джимми тайно вывез ее посреди ночи из Ист-Эктона и доставил к Тери, после чего развернул машину и поехал обратно, чтобы сразу же приступить к ранней утренней мессе. Тери улетела наводить порядок в закусочной. А остальные… Ханна до сих пор видела Джудит Ковальски, застывшую в неестественной позе на заснеженной дорожке, и Маршалла, который в тихом ужасе смотрел на свою начальницу. На снегу была кровь, и, когда он наклонился, чтобы поднять упавшую женщину, кровь попала ему на руки, отчего стало казаться, что на них надеты ярко-красные перчатки, как у завершающего представление персонажа жестокого шоу менестрелей. На нем был цилиндр, и он смешно ходил по снежному газону, улыбаясь Ханне распутной белозубой улыбкой и махая ей окровавленными руками…
Тут зазвонил телефон. Ханна вскочила, чувствуя, как ее захлестнула волна страха. Она все-таки задремала.
Девушка немного колебалась перед тем, как поднять трубку, и пыталась окончательно проснуться. Это мог быть отец Джимми. Она потянулась к телефону у кровати.
Звонила Тери.
— Привет, дорогая, ты как? Нипочем не догадаешься, кто прямо сейчас торчит у нас на парковке, пытаясь вынюхать, где ты.
— Только не говори, что Джолин…
— И какой-то мужчина. Муж, я полагаю.
У Ханны начало сжиматься горло.
— Они уже здесь! Что мне делать?
— Ничего. Оставайся в доме. Я просто хотела тебя предупредить.
— Ты
— Я что, по-твоему, дура? Притворилась, будто понятия не имею, где ты. А она — крепкий орешек, должна признать. Я не удивлюсь, если Витфилды попытаются за мной проследить. Подожди, они уезжают.
— А если они заявятся сюда?
— Просто не подходи к двери. Попроси Ника, пусть скажет им, что тебя у нас нет. Уж он-то нагонит на них страху.
— Ник уехал, Тери.
— Черт, забыла! Он же повез мальчиков на баскетбол. Ох уж мне этот Ник! Его никогда нет рядом, когда он нужен.
— Они придут сюда, я не могу оставаться у вас.
Тери почувствовала, как в Ханне растет страх. Голосу нее был довольно спокойный, а вот дыхание выдавало ее с головой: оно становилось все отрывистее, так что через каждые два слова девушке приходилось делать вдох.
— Нет, можешь. Только убедись, что двери заперты. Да, и не забудь о двери в подвал. Дети играли утром на заднем дворе и могли оставить ее открытой. Если от этого тебе станет легче, то задерни шторы в гостиной.
— Они выбьют двери, Тери. Я знаю, они это сделают.
— Не дума…
— Тери, я много чего тебе не рассказала о прошлой ночи, об этих людях и этом ребенке. Это куда серьезнее, чем ты думаешь. Мне нужно, чтобы кто-то защитил меня от них.
— Тогда позвони в полицию.
— Я… Нет, я не могу.
— Опять секреты, да? Послушай, ты устала, поэтому преувеличиваешь. Успокойся, и все будет хорошо. Главное — не выходи из дома. Поняла?
Перед домом кто-то хлопнул дверью автомобиля и привлек этим внимание Ханны. Витфилды не могли сюда так быстро добраться, подумала девушка. Во всяком случае не раньше, чем она успеет проверить замки.
— Алло, Ханна?.. Ханна?.. — позвала Тери. — Ты все еще там?
— Да… — Она глубоко вдохнула и затаилась.
— Я вернусь, как только смена закончится.
Ханна повесила трубку и посмотрела в окно гостиной как раз в тот момент, когда мужчина из соседнего дома закрыл за собой дверь. Ложная тревога. Но Витфилдам все равно удастся вычислить ее, и это было лишь вопросом времени. Резким движением она задернула шторы. Тело казалось чересчур тяжелым. Сегодня она долго была на ногах и очень мало спала. У нее почти не осталось сил, чтобы продолжать бороться.
Нет, она должна. Ради ребенка ей нужно уйти туда, где есть люди. Быть одной — значит быть уязвимой. Безопасность в численности. Отец Джимми был защитой. Но почему его нет сейчас рядом с ней? Поддавшись охватившему ее порыву, Ханна в волнении снова взяла трубку и набрала справочную, чтобы узнать номер службы такси.
Автомобиль вез ее мимо знакомых домов, потрепанных непогодой, и Ханна спрашивала себя, стоило ли предупредить их о своем приезде. Последние несколько месяцев она практически не общалась с Рут и Гербом, потому что ей казалось, что так будет лучше для всех. Ханна не забыла послать им обоим открытки с поздравлениями ко дню рождения и пару-тройку раз звонила, чтобы спросить, как у них дела. Правда, разговором эти звонки назвать было сложно. Просто беглые вопросы о самом основном, чтобы узнать, что все здоровы, а если и нет, то «этого следовало ожидать», как любил повторять дядя Герб.