Пластмассовый мир
Шрифт:
Безысходность упала.
– Победа!
– взревел Тор, подняв над головой свой молот.
– Нет!
– тихо... очень тихо произнесла Безысходность, но её шепот услышали все.
Бледная женщина неторопливо поднялась на ноги.
– Это всё, что вы можете?
– спросила она.
Безысходность снисходительно посмотрела на молот Тора.
- Что за жалкое оружие, бог? Где ты выкопал подобный хлам? Не желаешь увидеть мой... молоточек.
Женщина раскрыла ладонь. Вокруг её бледных пальцев начало
Это был молот, выплавленный из самого отчаянья. Квинтэссенции скорби и страдания. Начала начал самой страшной беспросветной тоски. Молот великой боли! А в основании его сиял портрет Федора Михайловича Достоевского!
– Умри уже, - зарычал бог.
Молот Тора ударил по молоту Достоевского и рассыпался в пыль, словно жалкий мусор.
– Какой ты сильный, великий и могучий... персонаж комиксов, - рассмеялась Безысходность, - такую ты желал себе славу, гордый бог севера? Скажи... не предпочёл бы ты остаться в забвении, лишь бы не видеть, что с тобой сделали?
– Нет... нет, - залепетал Тор, - главное, что обо мне сохранили память.
– Память? Ну-ну... Хороша же память! А что мы увидим дальше? Тор против Супермена? Тор и проклятье розовых пони? Не за горами тот день, когда ты станешь чернокожим трансгендером! Так и будет, Тор! Они напишут и снимут ещё и не такое! Ты ведь это знаешь, правда?
На глазах у всех могучий Тор упал на колени и разрыдался, осознав уготованную ему участь. Участь, которой он был не в силах избежать.
Безысходность победно улыбнулась, вцепившись взглядом в Элизу.
– Славная доктор. Жизнь, посвящённая науке! Поиск знаний! Попытки обратить их на пользу людям и... что же? А ничего! Всё равно, они будут ходить к гадалкам, жрать гомеопатию и в минуты отчаянья молиться богам, а не научному методу. А каждый раз, когда ты попытаешься их просветить, они будут смотреть лишь на твои сиськи! Разумеется..., - Безысходность захихикала, - пока они не обвиснут! Осознай это! Прими своё отчаянье!
Безысходность занесла оружие на городом.
– ВСЕ ВЫ ПРИМИТЕ ОТЧАЯНЬЕ! ПРИМИТЕ МЕНЯ, ИБО Я - БЕЗЫСХОДНОСТЬ!
Молот Достоевского обрушился на город! Свет, тьму, порядок, хаос, богов - он перемалывал в крупицы боли, отчаяния и тоски. Это была абсолютная сила. Великая всепожирающая грусть!
Молоту ничто не могло навредить! От ударов, сотрясающих землю, на нём проявилась надпись, словно клеймо, пронзившая умы горожан:
Страдание и боль всегда обязательны
для широкого сознания и глубокого сердца.
Истинно великие люди должны
ощущать на свете великую грусть.
(Достоевский Ф.М. «Преступление и наказание»)
Сражение обернулось бойней.
Жители Многограда осознавали свою участь и утратили волю к сопротивлению. Боль и тоска овладели всеми, кроме...
– Эй, очнись!
– Иванушка Дурачок
– Надо выбираться!
– Не-е-ет, - вяло сказал школьник.
– Соберись, тебя ждут дома!
– воззвал Иванушка.
Вспоминание о доме, родной Японии и цветущей сакуре вывели Сайто из столбняка.
– Что нам делать?
– Сваливать. Сможешь нести её?
Иван указал на Аврору. Девочка неподвижно лежала на земле, не имитируя даже дыханье.
– Я - робот, я - бездушный робот, - без остановки тараторила она, - у меня нет задачи. Меня не доделали. Я... недоделка.
Сайто подхватил Аврору. Школьнику пришлось напрячь все силы, чтобы подняться на ноги с маленьким, но тяжелым роботом в руках. Иванушка поволок на плечах сэра Ланселота. Воитель оставался в сознании, но двигаться не мог. Он только вяло лепетал что про Экскалибур и бесполезные железяки.
Друзья были в десяти шагах от печи, когда рядом ударил молот.
– Проклятье, Емеля с меня шкуру спустит!
От печи осталась лишь каменная крошка, а ещё... деревянное ведро. Бадья опрокинулась на бок, но крышка осталась на месте. Не отпуская Ланселота, Иван подхватил ведро и побежал между домами.
– За мной!
– крикнул он, ковыляя под своей ношей.
– Но... куда?
– Нам повезёт. Вот увидишь. Я - дурак, мне всегда везёт!
Друзья побежали по улицам, куда глаза глядят. Внезапно Иван остановился, а потом, сам не зная почему, подбежал к неприметному едва видимому с улицы деревянному домику. Без раздумий Иванушка выбил ногой дверь и забежал внутрь, увлекая за собой Сайто. Уложив рыцаря и рободевочку, друзья перевели дыхание. Осмотревшись, они увидели, что угодили в обеденный зал небольшой таверны.
На кожаном кресле в углу свернулся клубочком яркий рыжий мангуст. За стойкой бара возвышался огромный, в человеческий рост, слизень, одетый в пеструю гавайскую рубашку и модные чёрные очки на глазных щупальцах.
Рыжий Мангуст открыл глаза и посмотрел на удивлённых друзей.
– Кажется, у нас гости, Боб.
V
В городе бушевала Безысходность, молот Достоевского крушил всё, но в маленькой таверне ударов почти не ощущалось. Рассевшись вдоль барной стойки, друзья выпили поданный слизнем пунш. Горячий напиток помог расслабиться, развеяв в душах тоску и скорбь.
– Вы - кураторы?
– начала разговор Аврора.
– Можешь называть нас так, робо-некромантка, - хохотнул Рыжий Мангуст.
– Вы присматриваете за миром?
– Скорее, мы за ним смотрим, - ответил зверь.
– Смотрим и угораем.
– И вы ничего не сделаете?
– С чем?
- С Безысходностью!
– встрял Ланселот.
– Как богам и создателям мира вам надлежит...
- Ой, угомонись, - отмахнулся Рыжий Мангуст.
– Вы, герои-рыцари, просто шаблон на шаблоне.