Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
И сказал Атум: "Владыка богов! Иди, выходи на землю! Я дарую тебе - восхвалят и последуют за тобой спутники твоего отца Осириса! Я сотворю твое имя! Ты достигнешь горизонта и придешь к Стенам Дома тайного именем! Выходит сила из моих членов, проникает в мои члены усталость!"
Усталость проникла в его тело, и он согнулся. А Блистающий поплыл, и совершил свой путь сам, и воссел во главе богов среди свиты прекратившего правление.
И вскричал Атум:
– О, Сокол, сын мой Гор! Да воссядешь ты в этой земле твоего отца Осириса в имени этом твоем: "Сокол на Стенах дома тайного именем"! Молю, да будешь ты среди спутников Ра-Ахути на носу ладьи Извечного на
Молвила Исида:
– Смотрите же на Гора, о боги!
И сказал юный Гор:
– Я - Гор, Сокол на Стенах дома тайного именем! Мой полет достиг горизонта!.. Далеко мое место от Сета, врага моего отца Осириса... Я поднимаюсь в моем полете! Нет бога, творящего то, что я сотворил! Я отражу врага моего отца Осириса и поставлю его под мои сандалии!.. Я - Гор, рожденный Исидой!.. Я - Гор, далеко мое место от людей и от богов! Я - Гор, сын Исиды!
ЛЕТО, КОНЕЦ ИЮНЯ...
Николай помрачнел и не вымолвил ни слова до самого дома. Рената тоже молчала. Её раздражало все: и то, как Гроссман ведет машину, и то, что лето выдалось душным и жарким, и то, что вокруг столько красивых девушек, разодетых по последнему писку моды, а ей приходится носить эти жутко бесформенные платья, блузки, майки и рубашки. Ей казалось, что Николай, как и раньше, косится на сторону, и уж теперь ей нечем крыть: конечно, выглядит она ужасно. Скорее бы все это кончилось!..
Едва они въехали во двор, Рената увидела машину Марго у их подъезда. Николай чуть заметно поморщился. Только этой вороны сейчас не хватало... Вообще он научился переносить общество этой подруги жены. В письмах она была более резкой и категоричной, а на деле оказалась компанейской мадам, до мозга костей прозаиком, но не материалистом (в понимании Гроссмана, истинная феминистка должна быть еще и материалистом).
Рита помахала им рукой и вышла из автомобиля. Да, и внешне она была фигурой заметной: худая, длинная (выше плеча Ника такое не в его вкусе!), черноволосая, со стилизованной "ведьмистостью" - вылитая мамаша Адамс из знаменитой семейки. Впрочем, и стиль жизни у нее такой же: при первом знакомстве ее отрок едва не пригвоздил Гроссмана к двери оперенной иголкой. Единственное, за что Ник был ей по гроб жизни благодарен, так это за то, что она вернула его жену на землю, привела в чувство и пристроила к себе в ателье отвечать на звонки и принимать заказы. Рената успокоилась. Вокруг нее создалось почти осязаемое поле умиротворения. Гроссман не мог на нее налюбоваться: она была такой трогательной, кругленькой, с печальными глазками потерявшейся кошечки. Он даже не подозревал, что она будет так нравиться ему в этом положении. Ему хотелось посадить ее в нагрудный кармашек и никуда не выпускать. Он бы так и сделал, если бы она ему это позволила. Но нет: Рената игнорировала его по-прежнему. Она была лояльна ко всему - кроме него. Это была расплата; Ник помнил ее слова: "Ты как ребенок: если у тебя что-то не получается, ты готов кричать: "Так не честно, я так не играю, давай заново!" Было бы легко и неправдоподобно, если бы она вдруг взяла и все ему простила. Только не в этой жизни. Только не эта женщина...
– Держи, папаша!
– и Марго завалила Ника кучей каких-то пакетов, скопом вытаскивая их из машины.
– Ч-что это?!
– Гроссман даже присел под их тяжестью и обилием.
– Все!
– отмахнулась швея.
– Неси наверх! А мы тут потрещим с твоей женой...
Рената с усталым видом выкарабкалась из автомобиля:
– Давай лучше дома. Не то я сойду с ума от этой жары...
– Ну, дома, так дома!
– тут же согласилась Марго и закрыла
Николай возился на кухне с ужином, а Рената стала разбирать привезенные Ритой пакеты.
– Нравится?
– кокетливо спросила швея, демонстрируя хорошенький атласный конвертик нежно-голубого цвета.
– Прелесть!
– улыбнулась Рената и шепнула: - Только Гроссману не показывай!
– Почему это?!
– Потому что он хочет видеть розовый - и не иначе...
– Да брось ты! Какая же тут девчонка?! Настоящий парень! И вообще, мать, заканчивай приезжать на работу!
– Марго-о-о...
– печально протянула та.
– Я не могу оставаться наедине с собой... Мне страшно быть одной хотя бы минуту...
– Разве ты одна?
Рената села на диван и задумчиво уставилась на сцепленные между собой руки:
– Я одна, как никогда... Я хуже, чем одна: меня почти нет...
Марго присела рядом и обняла ее за плечи:
– Прекрати немедленно! Или я начну тебя тормошить! Боишься щекотки? Прекрати, чтобы я этого больше не слышала!
Рената грустно улыбнулась. Гроссман возник в дверях:
– Вы ужинать собираетесь?
Проходя мимо него, Ритка едва слышно шепнула:
– Посиди с нею! Поговори: она не нравится мне сегодня!
Николай проводил ее взглядом и подошел к жене. Рената смотрела на него снизу вверх, беззащитно, как маленькая девочка. Он уселся на ковер у ее ног. Так - другое дело.
– Ну, что с тобой?
– Гроссман вытянул руку и осторожно погладил ее фалангами чуть согнутых пальцев по щеке, отводя золотистую прядку волос от скулы.
Рената отдернулась. Гамма воспоминаний, от которых она хотела бы освободиться, нахлынула на нее с новой силой. Так говорил и так делал Саша... Иногда так делал отец. Но не Гроссман...
Что-то засветилось в ее глазах, но Николай не понял, что она чувствовала.
– Ты сегодня слишком нервная. Скажи, что я должен сделать. Я не понимаю намеков...
Она отрицательно покачала головой.
Николай приподнял ее ногу и поставил маленькой узкой ступней себе на ладонь. Ладонь оказалась чуть больше. Тогда он стал осторожно массировать припухшие щиколотки. Рената откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза.
– Так лучше?
Она кивнула. Усталость уходила в ноги, а от прикосновений гибких пальцев Ника покидала её вовсе. Она вздохнула. Как хорошо, что иногда с ним можно ни о чем не говорить...
– Все готово!
– крикнула Марго.
– Кушать подано!
Гроссман подумал о чем-то своем и засмеялся.
Все было хорошо вплоть до того момента, пока Марго вдруг не спросила, есть ли у них имя для Гроссмана-младшего. Ни на секунду не задумавшись, Рената ответила:
– Саша.
Николай выстрелил в нее коротким взглядом, помрачнел и умолк. Рита уловила то, как изменилось его настроение, и ощутила в том свою вину, а потому довольно быстро попрощалась и уехала.
– Тебя что-то не устраивает?
– с вызовом спросила Рената, когда двери за швеей закрылись.
Гроссман молча составил посуду в мойку.
– Я спрашиваю: тебя что-то не устраивает?!
– она оперлась одной рукой о столешницу, а другой подбоченилась.
– -Изволь отвечать!
– Не собираюсь качать с тобой права. Иди спать, - отрезал он, звеня тарелками.
– Не смей так со мной разговаривать, Гроссман!
– в ней явно вспыхнула прежняя, вздорная, Рената. А вот Нику не удалось заставить себя отнестись ко всему (и к ней - в частности) с юмором. Гроссман жалел, что, в отличие от жены, уже не может стать прежним.