Плата за молчание
Шрифт:
– Все очень просто, Рокки, - попытался объяснить Вуд.
– Ваше дело дает неизвестному провинциальному адвокату возможность выдвинуться, открывает ему путь
к карьере. Ради этого каждый готов потрудиться разок бесплатно.
Но бывший сыщик был не такой простак, чтобы сразу попасться на удочку:
– Как это? Что за лавры может вам принести мое дело? Я ведь убил полицейского. Или вам не известно, что он уже умер?
– Конечно, известно, Рокки.
– На что же вы рассчитываете? Ведь это убийство первой степени. За него меня отправят на стул. Без всякого снисхождения. Настолько-то
– Правда? Откуда?
Ротшильд не доставил Вуду удовольствия и не сказал: «Я служил в полиции и там приобрел некоторые юридические познания».
– Не имеет значения.
– Ничего вы не смыслите в законах! Вы видите дело не в том свете, в каком следует.
Впервые слова адвоката произвели на Ротшильда некоторое впечатление.
– А в каком свете вы его видите?
– Совершенно иначе, Рокки. Не вы все это начали. Полицейский вам угрожал. Он ударил вас, оскорбил. Вы с испугу схватились за оружие, спустили курок. Разумеется, не целясь и уж менее всего намереваясь кого-то убить! Вы подтвердите это под присягой в суде, и тогда пусть прокурор попробует опровергнуть ваши показания. Человек с телом и затылком гориллы и с детским лицом примерного ученика насмешливо ухмыльнулся:
– Неплохо, мистер… Но быки 1 [1 То есть полицейские (жаре.). (Примеч. перев.)] под присягой покажут обратное. И боюсь, что присяжные скорее поверят им.
– Это будет зависеть от тактики допроса.
– Вуд все больше входил в роль адвоката-пройдохи, готового любыми средствами спасти подзащитного от электрического
стула.
Ротшильд с неудовольствием покачал головой:
– Никакая тактика допроса ничего не сможет изменить в том факте, что пуля вылетела из моего оружия. И эксперты-криминалисты не позволят вам их запутать, мистер. С этими я немного знаком.
На сей раз Вуд удержался и не спросил - откуда.
– Не в том суть, Рокки!
– Думается, прокурор сочтет, что суть именно в этом…
– Но человек, в которого вы стреляли, прожил после этого еще десять дней.
– Это не меняет дела. Решает не то, когда он умер, а то, отчего умер. А вскрытие с несомненностью показало: он умер оттого, что я прострелил ему кишки…
Адвоката эти слова явно позабавили. Рассмеявшись, он потрепал Ротшильда по широкому затылку:
– Рокки! Врачебные заключения никогда не бывают несомненными, их всегда можно оспаривать.
– Заключение подписано тремя профессорами.
– Я найду тебе шесть профессоров, из которых каждый скажет что-нибудь другое. И если на процессе мы выпустим их одного за другим, присяжные в конце концов вообще перестанут понимать, отчего на самом деле умер полицейский. Может быть, врач слишком рано или слишком поздно сделал операцию, и тогда убийцей фактически явился он, а не ты.
Круглое лицо Рокки постепенно начало светиться надеждой. Он смотрел на Вуда уже чуть ли не с благоговением, а тот продолжал развивать свою мысль:
– При таких обстоятельствах прокурору ни за что не удастся установить непосредственную причинную связь между твоим выстрелом и смертью полицейского. Значит, он не сможет предъявить тебе обвинение в убийстве первой степени. Неужели
Рокки благодарно кивнул:
– Вы правда думаете, что можете спасти меня от стула, мистер?
– О смертном приговоре вообще не может быть речи, Рокки, - рассмеялся Вуд.
– О чем же тогда?
– О чем угодно, только не об убийстве первой степени. О тяжких телесных повреждениях со смертельным исходом; в самом худшем случае - об убийстве второй степени, а если тебе очень посчастливится - о превышении пределов необходимой самообороны, за что полагается лишь денежный штраф. Все будет зависеть от тебя самого, от твоей прошлой жизни. От того, всегда ли ты был гангстером или сделал когда-нибудь и что-то хорошее, а может быть, даже честно трудился. Я ведь пока еще не знаю твоей жизни. Но присяжные будут на ней основывать свой вердикт, а судья - меру наказания.
Ротшильд некоторое время молчал, затем доверительно произнес:
– Всего два года, как я сбился с пути. До этого я и сам служил в полиции. В Атланте. Сыщиком-сержантом…
Джемс Вуд усилием воли подавил переполнявшие его эмоции.
– То, что ты служил в полиции, Рокки, не обязательно свидетельствует в твою пользу. Почему ты оттуда вылетел?
В тот день Джемс Вуд еще не получил ответа на свой вопрос. Только после многократных длительных бесед он сумел завоевать полное доверие Рокки Ротшильда, и тот рассказал ему, почему был уволен из полиции, а заодно и историю убийства Джорджа Мартина. Однако в самом важном пункте Рокки продолжал лгать.
– Я работал в отделе по борьбе с самогоноварением и контрабандной продажей алкоголя. Раз вы из Гриффина, вам должно быть известно, что в Джорджии запрещено продавать черномазым водку. Это и есть причина самогоноварения и продажи спиртного из-под полы. За самую дешевую сивуху с негров дерут три шкуры и зарабатывают на этом миллиарды. Я, конечно, имею в виду боссов.
– С ними-то ты и боролся, а?
Рокки чуть смущенно улыбнулся:
– Только сначала, когда прямо из армии попал в полицию и не был еще в курсе дела.
– А потом, когда вошел в курс?
– Тогда уже нет. Мы получали от синдикатов свою долю - долларов триста в месяц чистоганом, без всяких налогов.
– За это ты, значит, и вылетел?
– Что вы!
– рассмеялся Рокки.
– Ведь свою долю получают все, вплоть до начальника полиции. Кто стал бы меня за это выкидывать?
– И все же ты вылетел?
– Но не по этой причине.
– А по какой же?
Рокки помедлил, несколько раз затянулся сигаретой и только затем ответил:
– Из-за предвыборной борьбы. Джордж Мартин хотел пройти в губернаторы и, чтобы приобрести популярность у черных, которые в Джорджии все еще пользуются избирательным правом, принялся разоблачать контрабандную продажу спиртного и связанное с этим взяточничество.
– Но почему уволили именно тебя?
– Он, чтобы доказать, что намерен навести порядок, потребовал наказания для части наших людей.
– Для тебя?
– В том числе и для меня.
– А для кого еще?
– Всех я не знаю… Мне только сказал мой начальник, что против меня и некоторых моих товарищей в прокуратуру поступила жалоба, из которой раздуют дело, если ничто не помешает.