Платина и шоколад
Шрифт:
Да уж куда хуже, чем просто “блин”.
Потому что если вчера она думала, что без проблем увидится с Миллером сегодня вечером, то сейчас эта идея казалась ей убийственно-неправильной.
И… разве он должен был без разрешения произносить пароль?
Гермиона отбросила от себя подушку и едва удержала себя от того, чтобы не вскочить, не унестись в комнату. Злясь на свою просто титаническую тупость из-за каменного убеждения в том, что в людях всегда будет оставаться что-то хорошее и светлое.
Доверчивость?
Что делать, чёрт, какого фига делать?
Она не успела отругать себя за эту панику — дверь медленно открылась, и Курт оказался на пороге в гостиную.
Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно поблёскивали, хотя выглядел он достаточно спокойным. Но глядя на это спокойствие, Грейнджер ощутила желание сжаться в ком. Вместо этого только медленно поднялась, стараясь не заводить руку за спину в попытке нащупать палочку, которая торчала из заднего кармана.
Блин, зачем тебе палочка? Но рука сама тянулась.
— Курт? — удивление убедительное.
Чего не скажешь о его улыбке. Дрожащей и фальшивой. Которую непривычно было видеть на этом лице.
Он указал рукой себе за спину, и жест этот был натянут, как будто Курт боялся.
— Я стучал. Мы договорились встретиться сегодня.
— Да, я… неважно себя чувствую.
— Неважно?
— Да. Наверное… я думаю, лучше сегодня отменить это.
— Отменить?
Он повторял её слова, а сам делал шаги в сторону Гермионы, заставляя её миновать кресло. Ей это не понравилось. И ещё — что-то в карих глазах, которые смотрели слишком прямо.
— Слушай, Гермиона. Мне нужно… с тобой поговорить. Правда, я надеялся на эту встречу.
Чёрт, блин. Это плохо. Ситуация становилась слишком напряжённой. А его улыбка постепенно исчезала с губ. Уходи из гостиной, Гермиона. Уходи, вали к чёртовой матери, сейчас же!
Но с губ сорвалось только невыразительное блеяние:
— Я действительно чувствую себя не очень хорошо.
Она обошла столик, пока он двигался вдоль дивана. Теперь они немного поменялись местами, и девушка с некоторым облегчением отметила, что открытая дверь в коридор находится прямо за спиной. Уже тот факт, что он приближался, заставлял её дрожать. И что-то в его лице.
Будто ему было больно делать каждый шаг вперёд.
Дыхание Миллера было слегка сбито. Гермиона сглотнула.
— Курт.
Что это? Попытка его остановить? Хреновая попытка.
— Мне нужно, чтобы ты пошла со мной, — его голос дрогнул. Молодой человек уже обходил кресло, и теперь достаточно было нескольких рывков, чтобы беспрепятственно схватить её. И… и — что?
Сделать что-то ужасное.
Она просто не знала, чего ждать от него. И это пугало похлеще, чем потерянный и пустой взгляд.
Наверное, это толкнуло в спину.
Наверное, то, как он сжался перед тем, как рвануться к ней.
Потому
— Не подходи, Курт, не подходи ко мне!
И вот сейчас — да, совершенно точно, — он понял наверняка, что попался. И она поняла, что попалась. Потому что почти тут же — ошеломление и догадка на его лице: она знает.
Вот и всё.
— Не подходить? Ты что, это же я, — он на секунду развёл руками. Такая фальшивка в глазах вместо доброжелательной искренности.
— Я сказала, — голос дрожит. — Не смей. Ни шагу.
Губы Курта медленно растянулись в трясущейся улыбке. Углы рта всё равно были опущены.
— Что с тобой, Гермиона? Ты ведёшь себя странно.
Да проваливай же, ну, сейчас, просто развернись и несись туда, где люди, блин!
Но — и это было неожиданно — палочка оказалась и в его ладони тоже. Дрожащей, но направленной прямо в грудную клетку девушки. И ужас, сковавший на одну секунду, стал её ошибкой.
Ошибкой Гермионы Грейнджер. Одной из миллиона за последние несколько месяцев.
На неё впервые направили палочку, имея намерение не напугать, а причинить вред. Она чувствовала это каждой клеткой своего тела.
Одно мгновение, потраченное на этот ужас. Ошибка.
— Петрификус…
— Экспелиармус! — рявкнул Курт, и голос был так не похож на голос Миллера. Мягкий и спокойный, к которому уже так привык.
Древко вылетело из пальцев, с хрустом стукнувшись об оконное стекло. Гермиона задохнулась, когда пальцы сомкнулись на пустоте. Тёмные глаза напротив. А в них что-то такое… от чего холодом перехватывает дыхание. Он понял. Он знает. И терять ему нечего.
Их гостиная.
Опасность.
И — следующий толчок, наконец-то! — девушка развернулась и выскочила в коридор.
Она не понимала. Она чувствовала, как что-то сжимается и рвётся в груди. Едва осознавала, что ноги еле касаются пола. Она мчится вперёд, но коридор всё равно слишком медленно ползёт навстречу. До поворота к лестницам так далеко, слишком далеко. И это мерзкое, отвратительное чувство, ревущее в голове.
Ты бежишь только потому, что тебе дают убежать.
— Стой!
Крик разносится по каменным стенам, впитываясь в рвущую рану в горле. Заставляющий сделать ещё несколько рывков вперёд, отчаянно закусив губу, и ни за одну мысль не ухватиться, потому что слишком громко стучит в сознании: беги отсюда, сейчас, беги! К нему, он поможет, он, он.
И поворот ближе. Ещё совсем немного.
Но. Так медленно.
И за четыре шага до него — горячая волна, коснувшаяся спины.
Ударившая в лопатки, прокатившая по всему телу, разрывающаяся где-то в затылке, отчего на мгновение виски вспыхивают болью, вырывая из рта невольный крик. Имя.