Плато чёрного спелеолога
Шрифт:
— Неужели всё так серьёзно? — пугается Нина.
— Более чем, — не стал скрывать правду Виктор. — У Идара народу прибавилось и, скоро они вычислят наш лагерь, а тебя, Аня, он своим солдатам отдаст, или зекам.
— Как грубо, — фыркает женщина, но в глазах появляется дикий страх.
— Может, Алик найдёт людей? — откровенно трусит Игнат. Как это не вяжется с его лицом, словно неудачно высеченным топором из дубового пня.
— Чувствуешь дым? — Алик потянул ноздрями воздух.
— Ага,
— Коза, не газуй! — останавливает её Алик, а она не обижается на его высказывание и лишь улыбается, словно он сделал ей комплимент. — Мало ли кто там может быть. Сейчас я погляжу, а ты замри, — Алик нахлобучивает по самые уши панаму, вытягивает кривой нож и лезет между камнями.
За ним, суетливо ползёт Маша, обдирая локти в кровь, но старается не отставать от худощавого парня.
— Я тебе сказал остаться! — озирается Алик, тряхнув несуразной козлиной бородкой.
— Вот ещё! Ты один раз в понор едва не свалился, если б не я…
— Ладно, ползи, — неожиданно смиряется Алик, столкнувшись с её лучистыми глазами, ярко блеснувшими в свете молодой луны.
Они выползают к обрыву и замечают костерок, а над ним склонился тщедушный дед в спортивной куртке.
— Откуда он взялся? — удивляется Алик и хочет встать.
— Не двигайся! — Маша с силой дёргает его за пояс.
— Ты чего? Обыкновенный старик…
— Смотри! — Маша вытягивает тонкий пальчик. — Это, наверное, зеки? Тоже дым учуяли. Сволочи, сейчас дедушку убьют, — в её глазах появляется влага.
С обрыва видно, как к поляне, где греет руки старик, приближается группа людей, на их руках под всплесками отблесков от костра, виднеются синие перстни и другие наколки.
— Точно, это зеки-людоеды, — вздрагивает Алик. — Сейчас бы автомат! — он в бессилии закусывает губу и сдёргивает с головы панаму, утирает мокрое лицо.
— Надо его спасти, — всхлипывает девушка.
— Как? — чернеет лицом Алик.
Неожиданно старец встрепенулся, повёл головой, с трудом встаёт и идёт в сторону зеков.
— Что он делает? Бежать надо! — всхлипывает Маша.
Людоеды выбираются из зарослей, гнусно посмеиваясь, останавливаются.
— Ты кто, человече? — хохотнул Витёк, увидев бредущего навстречу старика.
— Дед явно не в себе, — Вагиз с жадным любопытством оглядывает его с ног до головы.
— Откуда это он? — удивляется Бурый.
— Какая разница, — тихо произносит Репа, глотая слюну, — жаль тощий, но печень и сердце должны быть большие, в углях запечём… вот и костерок так кстати.
Странно, но старик с такого расстояния услышал, что говорит Репа, но не пугается, а лишь устало улыбается и говорит, словно каркает простуженный ворон: — Людей есть нельзя, дети мои. — Я чувствую, вы голодны
Витёк дёргается, с испугом смотрит на Вагиза, затем нервно оглядывается: — Точно, собаки, накаркал… старый хрен!
— Ты не суетись, сынок, от них не убежишь, место здесь поганое, равнина, — я вас спасу и накормлю, но вы обязаны принять мою веру.
— Какую веру? — изумляется Вагиз и откровенно заявляет: — Мы людоеды!
— Я очищу вас от этой скверны, и вы будете моими учениками.
— Какие, мать твою, ученики, я вор в законе! — порывисто выкрикивает Вагиз, но на его сердце словно ложится мягкая лапка, твердеет и выпускает стальные когти.
— Я тоже в законе… из тех времён… когда ты ещё малолеткой первый срок отбывал… Вагиз, — тихо, но с запредельной силой произносит старец.
— Ты меня знаешь? — зек теряется под его пронзительным взглядом.
— Ладно, потом разберёмся… с моей верой, от неё вы никуда не денетесь. Идите за мной, здесь есть пещера, господь указал на неё, когда меня выкинуло на этот берег Потопом. Я в ней немного обжился и даже дверь сделал, мы будем в полной безопасности.
— Да кто ты такой? — пристально смотрит на него Вагиз. Что-то знакомое мерещится в размытых временем старческих чертах, но такого быть не может, тот страшный человек, давно помер!
— Ты прав, — словно читая мысли, кивает старик, — я давно умер… в тюрьме, заточка прошла прямиком через сердце, и я был трупом несколько дней, но холодная земля могилы меня разбудила. Я выбрался, сделал пластическую операцию и убрал все наколки со своего тела… кроме одной. С тех пор я понял, что я святой человек должен нести веру заблудшим душам, — с этими словами, он стягивает с себя, полинявшую от времени спортивную куртку. Вагиз наклонился, рассматривая татуировку, и, сразу отпрянул, на тощей груди старика темнеет распятие, а в центре скорпион в прицеле, такая наколка принадлежала лишь одному вору в законе, легендарному Харитону.
— Это ты?! — крупно задрожал Вагиз, он был из тех, кто тогда готовил покушение. Новые воры решили воспротивиться законам старых воров, а Харитон был влиятельным законником старой формации, его необходимо было уничтожить первым, а оно вот как обернулось, Вагиза пробил холодный пот.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — хрипло засмеялся старик. — Ты не бзди, Харитон давно тебя простил, но теперь я обязан позаботиться о твоей душе.
Бурый с Репой почтительно застыли на месте, с глубоким уважением и восхищением смотрят на старца. Витёк, не понимая происходящего, удивлённо вращает головой, он из молодых зеков и до него не докатилась слава легендарного вора в законе, но понимает, что-то происходит неординарное.