Плавать с дельфинами

Пицци Эрин

— Это, конечно, здорово, что она сбежала на этот карибский островок, но дело-то в том, что дома у нее остался совершенно замечательный муж, который ждет ее возвращения.

— Это неправда, ма. — Пандора почувствовала приближение знакомого приступа ярости. — Это абсолютная неправда. Ричард бросил меня ради Гретхен, и он не хочет, чтобы я возвращалась.

Джанин сочувственно посмотрела на подругу и выскользнула за дверь.

— Увидимся, вечером на работе, Пандора.

Моника вскинула голову.

— А я что же, останусь одна в первый же вечер здесь?

— Нет, ма. Мы с тобой пообедаем, а потом я сбегаю переоденусь перед работой. Моя смена начинается только в десять вечера, а ты к тому времени уже благополучно заснешь.

Моника какое-то время еще обиженно втягивала

через соломинку остатки рома, затерявшегося в бокале меж ледяных кубиков. Пандора ненавидела этот звук еще с детства. Однако она ничего не сказала матери по этому поводу.

Сейчас она могла справиться с любыми эмоциональными провокациями со стороны матери. Единственное, чего она не смогла бы выдержать, было столкновение их воспоминаний, их разных версий о том, как в действительности сложилась жизнь Пандоры и почему. Боязнь именно такого столкновения заставила Пандору опасаться и самого приезда матери.

Обшей в обеих их версиях была констатация того факта, что отец бросил их. Общность на этом, однако, и кончалась: мать и дочь расходились в оценках причин ухода отца. С материнской стороны неизменно слышались намеки на якобы имевшие место сексуальные покушения отца на дочь, остановленные лишь благодаря ее своевременному вмешательству.

Пандору же в спорах с матерью о прошлом значительно больше волновал иной сюжет. Маркус был главным источником ее с матерью споров. Моника, например, считала, что Маркуса просто подставила группа недовольных бабенок, домогавшихся его, но так ничего и не получивших. Пандоре же, как жене, вообще не должно было быть дозволено давать свидетельские показания в суде. Мать шла дальше, она утверждала даже, что заснятые на видео сексуальные оргии были всего лишь умелыми подделками, а то, что Маркуса признали виновным, являлось только очередным свидетельством коррупции высокопоставленных чиновников. Тема бывшего мужа Пандоры всегда была взрывоопасной в отношениях между матерью и дочерью, и ничто не могло изменить эту ситуацию.

Моника и сейчас готова была использовать эту тему, чтобы лишний раз уязвить дочь, но основной ее целью было, конечно, заставить Пандору вернуться к Ричарду. К его большой и весьма влиятельной семье. Это позволило бы Монике вновь приходить на торжества в поместье Таунсендов, ощущать себя причастной к этим семейным сборищам, где так силен был аромат богатства, любоваться на серебряные приборы и подсвечники. И вообще Моника не понимала, как это ее простушка-дочь, совершенно лишенная предприимчивости, смогла шутя разделаться с тремя мужьями, тогда как сама Моника имела всего одного, да и того потеряла.

Моника покопалась в сумочке.

— Вот, — сказала она, доставая оттуда толстый конверт. — Это от Ричарда. Я говорила с ним по телефону перед отъездом. Он утверждает, что очень по тебе скучает.

— Ох, ма! Тебе что, обязательно надо было всех обзванивать? Уверена, что ты и Норману позвонила.

— Да, конечно, позвонила. Он мой первый зять. У него все хорошо, двое детей и симпатичная женушка. Я часто ее встречаю в городе. «Знаете, миссис Мейсон, — сказала она мне, когда впервые пришла в мою парикмахерскую, — я не понимаю, откуда берутся все эти ужасные истории о том, как мой Норман избивал вашу Пандору. Он ведь очень тихий, спокойный человек. И мухи не обидит». Вот что она мне сказала, Пандора. — Моника взяла свой бокал и допила последние остатки рома, совсем уж разбавленного растаявшим льдом. — Так что не знаю, не знаю, девочка моя. Вот Маркус, например, опять собирается жениться. Я увидела фото в колонке светских новостей. Его новая невеста так молодо выглядит! И очень похожа на тебя, на эдакую мышку-замарашку.

Пандора вздрогнула. «Ну, скоро эта девочка станет не только мышкой-замарашкой, — подумала она, продолжая исподволь рассматривать мать. — Скоро у нее вдруг откроется энурез, скоро он ее по горло напичкает наркотиками. Очень скоро». Воспоминания об этом периоде жизни были для Пандоры самыми убийственными. Они до сих пор ее преследовали. То были ужасные дни и ночи, когда она теряла контроль над собой, когда ее воля гнулась, как рифленые железные пластины на ветру, когда вокруг звучали гадко

смеющиеся голоса, а ее тела касались влажные языки, проникавшие во все интимные места. Все это завершалось шаркающими шагами — окружавшие ее люди уходили в свои спальни. И наступала тишина. Иногда при этом она чувствовала рядом на постели Маркуса, уснувшего и удовлетворенного. При более благополучных обстоятельствах его близко не оказывалось, он уходил, оставляя за собой только влажные, липкие простыни…

— Не хочешь искупаться, ма? Море сейчас идеальное. — Пандора отчаянно стремилась выбраться из этой комнаты, а заодно и оторваться от нахлынувших воспоминаний. Она хотела, чтобы море и белый, чистый песок смыли с ее тела все неприятные ощущения.

Моника, однако, проделала весь этот долгий путь вовсе не для того, чтобы так просто дать Пандоре уйти от ответов. От ответов на целый чемодан жалоб и претензий, которые она приволокла с собой.

— Сначала принеси мне еще такого же ромового коктейля. А потом посмотрим. Нет, лучше я сама схожу за коктейлем, а ты прочитай письмо. Я хочу узнать, что Ричард решил тебе написать.

— Но это письмо мне, и касается оно только меня. — Пандора даже удивилась, как резко и уверенно прозвучали эти слова. — А прочитаю я его тогда, когда захочу.

Лицо Моники исказила какая-то волчья ухмылка.

Пандора вздохнула. Конечно, мать давно уже знала, что было в этом письме. Она, безусловно, уже имела возможность отпарить конверт. Ибо с самого рождения Пандоры чувствовала себя в полном праве вмешиваться в ее личные дела. «Я ведь носила тебя в своем теле долгие месяцы. Поэтому ты кое-что должна мне теперь, — так любила говаривать мать. — Да, это уж точно. Ты кое-что мне должна».

— Я надену свое новое летнее платье и отправлюсь в бар. Согласно моему справочнику отелей и баров, в этой гостинице я могу пить столько, сколько в меня влезет. Ты выпьешь со мной чего-нибудь?

— Нет, спасибо. — Пандора все еще держала в руке письмо Ричарда. Ее чувства к мужу были сейчас какими-то неопределенными. Вдалеке от него, на этом острове, ей казалось, что отношения с ним вообще мало ее касаются. Конечно, порой она с сожалением вспоминала те славные моменты, что они провели когда-то вместе, но постепенно простое размеренное существование в добровольных границах отношений с Беном и новыми друзьями совсем отодвинули на задний план всю прошлую жизнь, не оставив места ничему, кроме радостей, исходивших от обилия вокруг солнца и моря. Сейчас ее занимали следующие проблемы: сделали ли миссис Джонсон операцию, ездила ли мисс Лаверн в Майами на свадьбу сестры и когда придет корабль со свежими помидорами и хрустящими холодными листьями салата? «Никогда не думала, что так буду жаждать свежих помидоров», — удивлялась Пандора… Она заставляла себя держаться только счастливого настоящего и не касаться куда менее счастливого прошлого.

Несколько фотографий выпало из конверта на ее загорелые колени. На одной была Гретхен, стоящая у красного «феррари» Ричарда. Ее белые волосы туго схвачены сзади повязкой. Молочной кожи словно бы ни разу не касалось солнце. На Гретхен были темные очки, скрывавшие ее альбиносовые, в розовых ободках, глаза. После своего предательства Гретхен неизменно напоминала Пандоре отвратительных волокнистых гусениц, что встречались иногда на капустных посадках.

Гретхен неоднократно говорила Пандоре о том, что ей следовало бы ухаживать за Ричардом, так сказать, «по-европейски». Иначе, мол, можно и мужа потерять. В ответ Пандора только смеялась. «Европейская» забота о мужьях казалась ей устаревшей, даже какой-то диккенсовской, сплетенной из глупого воркования, ласкания, дурацких похвал по тому случаю, что, мол, «папочка пришел вечером домой». Поэтому именно Гретхен первой вскакивала, когда Ричард приходил с работы, бросалась ему навстречу, подавала бокал с каким-нибудь напитком. Пандора в этот момент обычно работала на кухне, увязнув по локоть в полной посуды мойке. Впрочем, Фридриху, мужу Гретхен, тоже уделялось повышенное внимание, когда он приходил вместе с женой отобедать к Пандоре и Ричарду. Еду на стол для мужчин старалась подавать Гретхен.