Плавни
Шрифт:
Генерал понимал, что это еще не провал плана захвата Кубани изнутри и с тыла, но это — удар по силам белых, и притом удар сильный. А тут еще этот Семенной.
Уже второй раз Семенной становится у него на дороге, всякий раз вышибая твердую почву из–под ног. К тому же ежедневно поступают списки убежавших из плавней казаков. Не помогает ни искусная агитация, ни угрозы. И генерал решил пойти на убийство Семенного, причем организовать его так, чтобы оно, по возможности, не падало ни на него, ни на его
Тимка и его брат стояли навытяжку перед генералом и ждали, что он скажет.
Полковник Сухенко был тут же, в комнате. Он сидел на койке генерала и наносил какие–то пометки на карту, разложив ее на коленях.
Алгин сидел на табуретке и с улыбкой смотрел на братьев. Тимка невольно сравнивал этого невзрачного старика с Семенным, и выводы были не в пользу генерала.
Алгин заговорил:
— Полковник Дрофа подал мне рапорт с просьбой утвердить его приказ о производстве тебя в младшие урядники. Я отменил приказ полковника…
«Докопался, старый черт, про коней», — с тоской подумал Тимка.
— Я отдал приказ о производстве тебя в старшие урядники.
Георгий толкнул Тимку в бок локтем.
— Покорно благодарю, ваше превосходительство! — буркнул Тимка.
— Да… так вот, я вызвал тебя и твоего брата, чтобы поручить вам одно крайне ответственное дело.
Алгин усадил обоих на койку, рядом с полковником Сухенко, и стал расспрашивать Тимку про Семенного. Генерала интересовали его привычки, в какие часы он приходит в ревком и в какие возвращается домой, у кого стоит на квартире и когда ложится спать.
Когда Тимка кончил рассказывать, генерал сосредоточенно помолчал, потом стал говорить о скором выступлении Врангеля из Крыма, о неизбежном разгроме большевиков и об особой роли казаков в этом деле. В конце генерал вскользь упомянул, что для успешного развития священной борьбы надо немедленно убрать Семенного и что задачу эту командование возлагает на Тимкиного брата, а ему, Тимке, поручается всячески содействовать делу.
У Тимки сильно забилось сердце. «Так вот что?! Председателя убить!.. А ежели он мне за родного батька стал?»
Он рассеянно слушал Алгина, но, когда заговорил полковник Сухенко, насторожился. Сухенко заявил, что не только организовать убийство Семенного, но и убить его Георгию и Тимке удобнее всех, и что срок на это дается им до следующего воскресенья. «Пять дней», — подумал Тимка и неприязненно взглянул на полковника. Он ожидал, что брат откажется, но тот молчал, изредка лишь кивая головой и вставляя краткое «слушаюсь».
От генерала вышли молчаливые, с озабоченными лицами. В молчании прошли через двор в сад.
Георгий сел на сруб колодца и засвистел какой–то марш. Неожиданно
— Ну, что скажешь, господин старший урядник? Тимка хотел обидеться, но, посмотрев на брата, уныло проговорил:
— Не нравится мне это дело.
— Боишься?
Тимка ничего не ответил. Он прислонился спиной к старой яблоне и грустно смотрел на брата. «А ведь его лихорадка затрепала», — подумал он и порывисто подошел к брату.
— Зачем согласился?! Ты что — разбойник, чтобы из–за угла убивать?
— А если нужно?
— Кому нужно? А человек–то какой… необыкновенный! Бригадой командовал. Орден имеет.
— Ты, кажется, готов его защищать?
В голосе Георгия звучала насмешка, за которой прятались тревога и неясный страх. Но Тимка уловил лишь насмешку и вспылил:
— Не буду я тебе помогать!
— Тимка!
— Ера, родной! Не убивай его, слышишь? Не убивай!
— Ты с ума сошел! Нас могут услышать. Да потом, что за вздор? Не я, так другой убьет. Да пойми, что он большевик, он — наш враг. Пока у власти. такие, какой я и твой отец будем скитаться по плавням, а ты будешь ежедневно рисковать своей жизнью.
— Ерка, не убивай, не надо!
— Отстань, сумасшедший!
— Ерка!
— Вот я расскажу отцу, он тебя уздечкой…
— Ну и рассказывай… Душегубы! Баб только вам расстреливать!
— Урядник Шеремет!
— Я сейчас не урядник, а ординарец председателя ревкома.
— Я тебя арестую!
— Ну и можешь.
Георгий не знал, что сказать. «Эти большевики испортили мальчишку, научили дерзить… Надо самому взяться за его воспитание, растет ведь среди гарнизонной банды… да еще ежедневно рискует быть расстрелянным».
Ему стало жаль брата, и он примиряюще спросил:
— Когда домой едешь?
— Сейчас.
Тимка пошарил за пазухой и вытащил Полино письмо:
— На. от Поли, чуть не забыл.
— Тяжело ей, бедной, — печально произнес Георгий, прочитав письмо. — Жена офицера, а работает, как последняя наймычка.
— Еще тяжелей будет.
— Почему?
— А ты думаешь живым уйти? Да если тебя не словят до того, как убьешь председателя, так после не только в плавнях, в Крыму отыщут.
— Скоро вся Россия будет Крымом.
— Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь. Вас — кучка, а их — вся Россия…
…В станицу Тимка вернулся поздно ночью, вместе с
Василием Кваком. Георгий же должен был выехать из
хутора лишь на другой день.
Тимка и Квак расседлали коней, растерли им спины и ноги соломенными жгутами и положили в ясли сена получше.
— Приехали, хлопцы, вот и добре! — раздался позади них голос Бабича. — Тебе, Тимка, батько передал, щоб ты добре за его Ураганом ухаживал.