Плавни
Шрифт:
— Нет, таких нету. Да ты не огорчайся, я тебе книг интересней, чем про индейцев, дам.
Они подходили уже к воротам Хмелева двора. Тимка с облегчением почувствовал, что учительница выпустила его руку. Он отворил калитку и пропустил ее вперед.
Обед уже начался. Семенной стоя ожидал, когда смолкнет шум.
— Граждане старики! Товарищи бойцы и командиры! Недавно белогвардейцы Сухенко спалили хату нашего товарища за то, что он бился и бьется за Советскую власть, за то, что он коммунист. Белогвардеец Сухенко и бандит Гай убили десятки наших товарищей — тех, что не захотели
Всем, кто не хочет быть и умереть рабом. Всем, кому дорога наша Родина, дорога Советская власть.
Андрей замолк. Со всех сторон раздались возгласы:
— Смерть польским панам!
— Даешь Врангеля!
…После обеда столы отодвинули в сторону, и лихие гармонисты–гарнизонцы заиграли Наурскую. Гости образовали во дворе широкий круг. Впереди — девушки и молодые казаки, позади — женатые и старики.
Семен Хмель, сдвинув папаху на брови, вышел как хозяин первым. Но танцевал он вяло и явно нехотя, да и сапоги у него были тяжелые, юфтовой кожи. Дойдя до Наталки, он схватил ее за руку и вытащил на середину, а сам под шутки и смех молодежи протиснулся назад и стал со стариками.
Наталка мгновение стояла неподвижно, не зная, то ли убежать и спрятаться за подругами, то ли, выждав кого–нибудь из хлопцев, начать танец. Позади ее раздался пронзительный крик:
— Аджа! — ив круг влетел Тимка с клинком в зубах.
— Аджа-а! — отозвался комвзвода Кравцов и бросил ему свой клинок. Тимка на лету поймал блестящую полоску стали и, размахивая ею, помчался по самому краю круга. Девушки с визгом подались назад, и круг стал еще шире, а Тимка уже подлетел к Наталке, и она закружилась вокруг него.
— Аджа-а!
Гармонисты ускорили темп. Наталка перестала кружиться возле Тимки и, ускользнув от него, птицей полетела на другую сторону круга.
Тимка опять понесся по краю и снова девушки с визгом и гме. хом подались назад, а Тимка уже настиг Наталку, и клинки, свистнув в воздухе, описали сверкающие дуги над ее головой.
— Аджа-а!
— Аджа-а! — крикнул комвзвода Кравцов и, не вытерпев, выскочил вперед.
— Аджа-а!
— Аджа-а! — раздалось с разных концов, и в кругу замелькали синие и серые черкески и цветные женские платья.
— Аджа-а!..
Наурскую сменил гопак. Сбросив оружие и черкески, в одних голубых чекменях плясали в кругу лучшие танцоры станицы.
— Бачишь, як мои хлопцы танцуют, — крикнул Бабич стоящему рядом Остапу Капусте и, сняв шашку, подоткнув за пояс полы черкески, пошел вприсядку.
Гоп, кума, не журись, Туды, сюды повернись…
Он дошел
— А ты чего, Остап? — толкнул Семен Хмель локтем в бок Капусту.
— Эх, если б не годы, Семен! — Но ноги Капусты уже не стояли на месте. Он неожиданно для самого себя притопнул ими, крякнул и пошел выделывать такие колена, что Хмель только головой покрутил.
Гопак резко оборвался. Выбираясь из круга, Андрей увидел Зинаиду Дмитриевну. Он понял по ее взгляду, что учительнице хочется, чтобы он подошел к ней. Но Андрей лишь дружески кивнул головой и, подхватив под руку какого–то старика, пошел с ним в сад.
— Как живешь, Тарасыч?
— Ничего, Андрей Григорьевич, зараз трошки лучше…
— Что так, беда была?
— Да, трохи налякались со старухой, коли заложников брали да расстреливали. Все думали, що и нас визьмут.
— Теперь знаешь, кто их расстрелял?
— Ох, Андрей Григорьевич, страшно… страшно, що человек зробить может такое…
Андрей усадил старика за стол под огромным ореховым деревом.
— Гляжу я на тебя, Игнат Тарасыч, и дивлюсь. Ты в четвертом году с японцами воевал. Героем домой вернулся, с георгиевским крестом… А вот сыны твои теперь русскую землю ляхам отдать хотят… Ты пойми, что Советская власть от ляхов нашу Украину отбивает, а сыны твои в плавнях сидят и на Советскую власть клинки точат.
— Эх, Григорьевич, казак, що конь степной, волю любит. К нему подходить надо бы осторожно, с лаской. Ты це добре памятуешь, а другие — нет. Вот и отшатываются многие от вас.
— Мне веришь, дядя Игнат?
— Тебе верю.
— Веришь, что мне воля и земля наши дороги?
— Верю.
— Отдашь мне сыновей своих за эту волю и край наш с ляхами и Врангелем биться?
Старик встал. Встал и Андрей. Старик молчал, испытующе смотря на Андрея, потом положил ему обе руки на плечи.
— Бери, Андрей Григорьевич. Верю тебе. А ежели нужно будет… и меня покличь. Еще не забув старый Игнат, як шашку в руках держать треба.
Андрей обнял старика.
— Спасибо. Присылай сынов, дядя Игнат. У отца–героя и сыны герои должны быть. Лучших коней им дам. — И заметив, что Капуста уединился с седоусым высоким казаком в углу сада, пошел к ним.
Тимка оставался у Хмеля почти до утра, помогая убирать столы и наводить порядок. Потом Наталка проводила его до конца улицы, и они целовались на углу. Наступающее утро было пьяняще хорошо, расходиться не хотелось. Их спугнула арба, завернувшая на улицу.
К своему дому Тимка подходил, когда уже совсем стало светать. Дойдя до калитки, вздрогнул: на воротах был выведен углем небольшой круг и в середине его — буква. Это был условный знак, что случилось что–то очень важное и его требуют на хутор.
— Чего им от меня нужно? — недовольно проворчал Тимка.
Он задумался. Поехать на хутор — это значит потерять день. А вдруг его хватятся в станице? И все же Тимка решил ехать. Не заходя домой, свернул в переулок и направился в ревком.
Тимка отворил дверь в кабинет председателя и остановился на пороге. Андрей поднял голову.