Плавные прямые

Мясоедов Владимир Михайлович

— Это как-то все слишком расплывчато и неконкретно, — осторожно сделала ему замечание Лили. — Я бы предпочла услышать более досягаемые и более осязаемые цели. Ну, чтобы знать, к чему мне стремиться самой и к чему готовить тот сборный шабаш красильщиков, травников и деревенских ведьм, который я по-твоему поручению должна дотянуть хотя бы до полукомпетентных алхимиков.

— Учиться, учиться и еще раз учиться. В том числе учиться учить, ибо кадры решают всё! — Усмехнулся Олег только ему понятной здесь шутке. — А я в это время с помощью Святослава, артефакторов и просто строителей постараюсь сделать так, чтобы наши владения даже в случае отсутствия временного флота летучих кораблей и большей части солдат не смогли вот так вот просто взять и разрушить всякие залетные высшие маги или даже архидемоны. По крайней мере, не обзаведясь роскошным солнечным ожогом во всю свою наглую харю!

Интерлюдия

Возвращение Бонифация

Деревня, мягко говоря, не впечатляла. Вернее,

она представляла из себя на редкость убого и печальное зрелище, поскольку не менее половины крестьянских изб представляли из себя руины разной степени целостности и обугленности. А оставшиеся зачастую несли на своих стенах многочисленные следы боев и разрухи. В одном месте на покрытой потрескавшейся белой штукатурной стене темнеет дыра, оставшаяся не иначе как после прямого попадания ядра и ныне кое-как досками забитая или глиной замазанная, в другом следы от огромных когтей, раскроивших подоконник и заливших его чьей-то кровью, впитавшейся в некрашенные доски полуоторванных ставен, в третьем следы от пуль, в четвертом солома на крыше обуглена, поскольку хоть отстоять её у пламени и смогли, но заменить на новую у выживших просто не дошли руки…Да и мало насчитывалось этих выживших. Поля вокруг деревни практически полностью пребывали в запустении и заросли сорняками, редкие прохожие выглядели изможденными и уставшими, кутаясь в покрытую заплатками одежду, удравшая из какого-то загона свинья, у которой ребра просвечивали, сейчас дралась с настолько же тощей собакой за загнанную в угол крысу, с ужасом ожидавшую покуда определится победитель этого турнира голодающих хишников, в силу необходимости ставших воистину всеядными.

Приземлившийся в центре единственной площади поселения небольшой летучий кораблик, чьи бока сверкали на солнце блестящей синей эмалью небесного цвета, а белая шелковая оболочка с горячим паром казалась спустившимся на землю облачком, выглядели несколько неуместно посреди этой деревеньки, которую Четвертая Магическая Война чуть было не смела с лица земли. Сначала поселение посреди ночи мимоходом обстрелял летевший мимо британский рейдер, чьи раскаленные ядра взывали многочисленные пожары. Потом, через несколько месяцев, оттуда выгребли изрядную часть сохранившихся запасов и крепких мужчин, поскольку владельцу этой земли понадобилось снарядить полк крестьянского ополчения и отправить его туда, где даже подобным кадрам нашлось бы применение либо в качестве копателей канав и прочей обслуги при настоящих солдатах, либо в роли пушечного мяса. И когда сюда пришла одна из выращенных вражескими химерологами тварей, то ли специально выпущенная вдали от мест основных сражений, то ли просто случайно сюда откочевавшая, остановить её получилось лишь с большим трудом и многочисленными жертвами, ибо отнюдь не травоядная корова, испускающая ядовитые газы с обоих концов своего тела, до последнего рвала клыками и рогами человеческую плоть, не страшась боли, смерти, огня, крестьянских рогатин и пуль, выпущенных из стареньких самопалов, отыскавшихся в закромах наиболее зажиточных жителей. Впрочем, благосостояние их резко исчезло, когда в порядком обезлюдевшую и частично разрушенную деревню наведались какие-то бандиты, которые разграбили то немногое, что у местных жителей еще оставалось, убив каждого кто пытался сопротивляться им или просто в чем-то перечить. Последним в списке несчастий, обрушившихся на сей населенный пункт, являлся некромант, намеревавшийся как собрать урожай из относительно свежих могил, так и использовать с толком тела и жизненную энергию тех, кто еще населял вопреки всему эту деревню…Только алкавший запретного могущества повелитель смерти, в котором вроде бы узнали младшего сына одного из разорившихся купцов соседнего города, проблем причинил меньше всего, поскольку незадолго до его визита в деревню вернулась часть мобилизованных ранее мужчин. Кто без руки, кто без ноги, кто просто изрядно контуженным…Но зато они привели с собой старенького и едва дышащего на ладан священника, что почти ничего не видел и не слышал, а также постоянно трясся почти как припадочный, но в час нужды силой молитвы поверг во прах или просто упокоил на месте десятки немертвых, а улепетывающему магу смерти чуть ли не начисто снес голову. Трехведерной кадушкой с огурцами, которую явно доживающий свои последние дни служитель Господа метнул очень прицельно и метров на пятьдесят.

— И вы хотите мне сказать, что он здесь?! В этом сарае?! — Думный дьяк Белослякин с выражением искреннего недоумения уставился на строение, в котором находилась цель его длительных поисков. Приземистое, крохотное, слегка покосившееся, сложенное из потемневших от времени и въевшейся копоти бревен, с единственным крохотным оконцем, где вместо стекла стояли куски мутной слюды и рассохшейся дверью, висящей на одной единственной ржавой петле и короткой закопченной трубой…Оно не внушало. Мягко говоря. Сотрудник канцелярии его императорского величества и, по совместительству, сотрудник канцелярии патриарха, сильно подозревал, что любой из его носков может стоить дороже, чем подобное сооружения. В разы или даже на порядки. — Да что он там делает?!

— Ну так это… — Почесал в затылке староста деревушки, куда царедворца, пусть одного из самых незначительных и исполняющих для истинных владык

мира сего лишь роль мальчика на побегушках, но все же, привели его поиски. — Умирает.

— Умирает?! — Исказилось в недоумении лицо Белослякин, но спустя буквально пару секунд удивление его сменилось яростью. Гибель того, ради кого он покинул столицу и отправился в это убогое захолустье, что даже до начала очередной войны с Австро-Венгрией представляло из себя ту еще дыру, грозило сорвать все его планы! А может даже и карьеру разрушить, ведь обстоятельства начальству не интересны, ему важен результат…На любой из двух его работ. И гибель разыскиваемой персоны стала бы не просто неудачей, а самым настоящим провалом! — Как умирает?! Почему?! Кто разрешил?!

— Ну, так время его пришло… — Вжав голову в плечи, староста попытался попятиться назад…Но был остановлен руками обоих телохранителей думного дьяка, синхронно опустившимся на плечи этого крестьянина. — Там сам отец Бонифаций сказал! Еще две недели назад! И тогда же он последний раз кушал! А позавчера так и пить отказался наотрез, да в баню эту ушел! Сказал, не может больше…

Думный дьяк ворвался в закопченную покосившуюся баню быстрее, чем во времена своей далекой молодости мог бы заскочить в дверь спальни, распахнутую женщиной специально для него…И сначала врезался головой в слишком низкую притолоку, почти её оторвав от дверного косяка, а потом этой же головой стоящую прямо напротив входа печку протаранил, заставив отпечататься у себя на лбу герб Союза Орденов. Отопительная система маленького и потому легко нагреваемого помещения, по какой-то причине плохо подходящего для скоростных забегов на дальние дистанции, была явно старше Возрожденной Российской Империи. Ни время, ни внешняя сырость, ни внутренний жар так и не смогли заставить растрескаться её кирпичи или покрыть ржавчиной заслонку, слегка погнувшуюся лишь после знакомства с наиболее твердой частью тела сотрудника двух канцелярий.

— Ууу! — Болезненно простонал Белослякин, оглядываясь в царящем вокруг полумраке и держась за пострадавшую часть тела. Положенной ему в соответствии с церковным рангом шапки он не носил, ибо дизайн и лишнее напоминание о собственном положении внизу иерархии священников не нравились придворному категорически, а за использование головных уборов иного типа в канцелярии Священного Синода могли и спросить…Там вообще за многое могли спросить, особенно тех, кто пытался в эту самую канцелярию пристроиться хотя бы краешком, а потому вынужден был не если и не совершать подвигов веры, так по крайней мере демонстрировать верность идеалам церкви абсолютно во всем. — Ух, Бонифацииий…

Объект поисков царедворца страдания высокой персоны, ради него соизволившей заявиться в полумертвую деревеньку у черта на рогах, полностью проигнорировал. Как и собственное имя. Облаченный в поношенную черную рясу старик, устроившейся у окна на широкой лавке, занимающей всё пространство от стены до стены, как лежал без движения, закрыв глаза и скрестив руки на груди, так и продолжил лежать. Годы так и не смогли ни убивать толком его могучий рост, ни заставить выпасть на голове седые волосы, аккуратно зачесанные в разные стороны. И даже маленькая клинообразная борода казалось будто лишь пять минут назад вышла из-под рук опытного парикмахера…Но обтягивающая кости плоть мужчины высохла, заставив заостриться черты лица.Кожа не евшего уже половину месяца священника стала пергаментно бледной. Грудь не вздымалась…Почти. Если очень-очень хорошо присмотреться, то можно было заметить, что иногда она все-таки шевелится. Едва-едва и явно намного реже, чем это положено здоровому человеку.

— Ещё жив, — с облегчением вздохнул Белослякин, а после попытался вспомнить хоть что-то из полузабытого им арсенала целительских чар. А когда вспомнил, то применил. К себе. Голова царедворца стала болеть немного меньше, а потому следом он попытался привести в чувство Бонифация небольшим разрядом электричества, которым обычно добавлял резвости слугам, которые либо слишком медленно выполняли свою работу, либо не успевали вовремя скрыться с глаз их хозяина, находящегося в дурном настроении.

Небольшой разряд колдовского электричества впился в темную рясу, мгновенно прожигая в ней дыру размером примерно с ноготь, а лежащее на лавке тело дернулось…Но не более. Глаза Бонифация так и остались закрытыми, руки сцепленными, а дыхание — исчезающее слабым, да к тому же очень редким. Второй удар электричеством дал аналогичное отсутствие результата в виде пробуждения старого священника. От третьего Белослякин все-таки сумел удержаться, поскольку одно дело приводить в себя подобным образом пьяных или просто уснувших слуг, а второе — пытаться вернуть в сознание умирающего. Тут требовались иные методы…И иные исполнители, ибо одной из причин по которой сотрудник двух канцелярий вообще занимался этой работой, а не чем-то более престижным и менее напряжным, являлась прискорбная слабость его магического дара, который ну никак не удавалось развить несмотря на регулярные тренировки. Ежевечерние. Ну, почти. Исключая те дни, когда он в это время стоял на службах в церкви, участвовал в каких-нибудь рабочих заседаниях на правах секретаря, был приглашен в гости, смог попасть на праздничный пир к представителям по-настоящему знатных боярских родов или просто слишком уж уставал от своей основной работы, чтобы еще часик ещё и на работу с заклинаниями выделить.