Племянница маркизы

Харон Дария

Недобрые предчувствия Тристана с каждой секундой все усиливались. Он развернулся и вновь поскакал к восточному склону. Тем временем стало совсем темно, дождь был таким плотным, что едва можно было разглядеть руку перед глазами. Становилось все холоднее.

– Мари! – голос де Рассака тонул в раскатах грома, как бы часто он ни выкрикивал ее имя. Пригнув голову к шее лошади, Тристан скакал вдоль виноградных лоз, выискивая жену. Иссушенная земля не могла принять огромных масс воды, и они потоками устремлялись

с холма.

Сердце Тристана неистово колотилось. Найти Мари в этой бушующей непогоде было подобно попытке обнаружить иголку в стоге сена. Почему она не вернулась домой с остальными?

Небо вспорола молния, и жеребец встал на дыбы. Тристан с трудом сдержал его, но тут же последовала вторая вспышка молнии, которая и дала ему возможность увидеть Мари. Раскинув руки, она стояла на краю поля, подставляя лицо дождю. Не веря глазам, он в замешательстве остановился. Что она тут делает?

Тристан подъехал ближе и встал прямо перед ней.

– Мари, нужно возвращаться.

Молодая женщина повернула к нему голову, не меняя позы.

– Дождь, – сказала она, словно это был ответ на все вопросы.

– Да, и надо возвращаться домой, пока молния не убила нас.

– В тебе говорит страх за освобождение от налогов, да, Трис? – бросила она через плечо и начала кружиться, быстрее и быстрее. Мокрые пряди ее волос летали, взметая капли вокруг головы, промокшая юбка раздувалась, как перевернутый бокал. Это было зрелище столь же колдовское, сколь и пугающее.

– Послушай, Мари, оставаться здесь слишком опасно, – пытался он перекричать бурю.

– Тогда иди. Мне здесь нравится. Это чудесно!

– Мари, будь благоразумна, мы… – Молния ударила в землю прямо перед ними. Заклубился пар. Пахнуло серой, и конь Тристана в панике взвился на дыбы, но на этот раз седоку не удалось совладать с жеребцом, как он ни пытался.

Лошадь неожиданно дернулась назад, Тристан перелетел через ее голову и приземлился в грязь. Удар оказался настолько сильным, что выбил весь воздух из легких, и когда де Рассак снова смог ясно соображать, конь был уже далеко.

Мари все еще кружилась, не обращая на него никакого внимания. Он встал, превозмогая боль в бедре, и обхватил жену за плечи:

– Дура проклятая! – выругался он. – Следующая молния может ударить в нас, лошадь ускакала, а ты ведешь себя так, будто лишилась рассудка.

– Значит, шевалье де Рассак, вы все же допускаете, что у меня есть рассудок? – издевательски спросила она и убрала с лица мокрые волосы.

– В настоящий момент – не знаю, – процедил он сквозь зубы. – Придется искать укрытие. До дома нам не добраться.

– Мне здесь нравится. Я люблю дождь, и молнии, и гром. Здесь я наконец чувствую, что живу. Я живу! Живу! – прокричала Мари сквозь дождь. Она попыталась освободиться от его хватки, и это ей удалось.

Молодая

женщина побежала по полю. Тристан поспешил за ней. Луг был скользким и, в отличие от Мари, он несколько раз поскользнулся. Ее звонкий смех едва не довел его до безумия. Сыпя проклятия, де Рассак продолжал бежать, и наконец ему удалось схватить жену за насквозь промокшую юбку и удержать.

Она смеялась ему прямо в лицо. Вода стекала по обнаженным плечам и груди, которая яростно вздымалась и опадала. Энергия, исходившая от Мари, была столь же сильна, как сила непогоды.

– Ты способна свести с ума святого, – проворчал Тристан, привлекая ее к себе.

– Значит, ты теперь святой! – Мари все еще смеялась. Тристан больше не мог слышать этот смех. Его губы грубо накрыли ее рот. Поцелуй был страстным, почти отчаянным.

Тристан крепко прижал ее к себе. Он хотел наказать свою жену за страх, что испытал, и за желание, которое ощутил, едва увидев ее.

Когда Тристан наконец поднял голову и заглянул в большие темные глаза Мари, он понял, что пропал. Он даст ей то, чего она жаждет и о чем он неделями тосковал.

– Надо уходить отсюда. Здесь опасно.

Хотя она и кивнула, Тристан не знал, поняла ли его Мари. Он взял ее за руку, и они побежали.

Вдалеке молнии освещали контуры старого каменного домика, где, вероятно, размещались сторожа, охранявшие урожай от воров. Дверь заклинило, и Тристану пришлось выпустить Мари, чтобы всем своим весом налечь на нее. К его облегчению, Мари не предпринимала попыток убежать.

Наконец дверь подалась и Тристан, споткнувшись, влетел внутрь. Каменные стены впитали жар дня, и воздух внутри был горячим и сухим, как в печи. Там оказалось слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, но Тристан знал, что где-то должны быть свечи и огниво.

Он на ощупь двигался вдоль стены. Рядом хлопнула дверь. Он вытянул руку, чтобы убедиться в том, что Мари последовала за ним в укрытие. Кончики, его пальцев коснулись мокрой ткани, скользнули по нежной теплой коже, пока глухой шум не остановил его движения. Ладонь легла на его руку, другая обхватила его голову, и внезапно их с женой губы снова слились.

От упоения у него закружилась голова. Тристан обхватил Мари, словно она была его единственной опорой в этой призрачной вселенной.

– Трис, – прошептала молодая женщина едва слышно, и его имя на ее устах заставило смолкнуть последние доводы его рассудка. Руки Тристана как в лихорадке блуждали по ее телу, которое все еще было скрыто под несколькими слоями промокшей одежды. Лишь звук рвущейся ткани заставил его осознать, что он срывает одежду с ее тела. Он остановился.

– Продолжай, – прошептала она. Когда он погладил ее по обнаженной спине, по телу Мари пробежала дрожь.