Племянница маркизы
Шрифт:
– Добро пожаловать в «Мимозу», – улыбнулась Мари, а затем перевела взгляд на Тристана, который представлял гостей:
– Граф и графиня дю Плесси-Ферток.
Улыбка Мари погасла. Женщина очаровательным жестом протянула ей руку:
– Рада познакомиться с вами, мадам де Рассак. Мы с мужем старинные друзья вашего супруга.
Мари резко вздохнула:
– В это я охотно верю, – она быстро обернулась к мужу. – Как ты осмелился ввести в мой дом свою любовницу?
Хотя выражения лица Тристана не изменилось, ей показалось, что он слегка побледнел:
– В первую очередь это мой дом, и я сам
Мари уперла руки в бока:
– Хорошо. Тогда решай. Она или я. Я не сяду за один стол с твоей шлюхой и не стану делать вид, что мы лучшие подруги.
Жислен кашлянула, и Мари обернулась:
– Мадам де Рассак, не беспокойтесь. Мы уже уезжаем. Я бы никогда не откликнулась на это приглашение, если бы знала, что вы осведомлены о том, какого рода дружба связывает меня с месье де Рассаком. Поверьте, мне не по душе подобные сцены. Желаю вам приятного вечера.
Она взяла под руку мужа, но тот остался стоять как вкопанный:
– Жислен, мы не можем уйти. Трис обещал показать мне маленькую лошадку. Она совсем черная, поэтому ее назвали Дьяболо.
– Пожалуй, в другой раз, Жак, – мягко, но твердо сказала Жислен. – Пойдем.
Мужчина замотал головой и упрямо выпятил нижнюю губу:
– Нет, сейчас. Я хочу посмотреть на лошадку. Я не хочу уходить.
Мари взглянула на него и вспомнила слова Дегре: «Слабоумный супруг, которого подыскали для сестры герцога де Марьясса».
– Я покажу тебе лошадку, Жак. Пойдем, – сказал графу Тристан, не обращая больше внимания на Мари.
Мужчина захлопал в ладоши и радостно засмеялся:
– О да, Трис, я ведь знал, что ты мой друг! Жислен глупая. Она всегда мне все запрещает.
Тристан взял графа за руку:
– Ни за что не поверю, Жак. Разве она запретила тебе сопровождать ее сюда?
– Но она всегда так ругает меня, – продолжал жаловаться Жак. – Если я не говорю ей, куда иду, она на меня кричит. И никогда не позволяет пойти куда-то одному. Меня всегда должен сопровождать Франсуа или еще кто-нибудь, как будто я младенец.
Все трое удалились, а Мари беспомощно смотрела им вслед. Она не раскаивалась в своих словах, но несмотря на это ей стало не по себе. Молодой женщине с трудом удавалось непринужденно улыбаться прибывающим гостям.
Пока они шли к конюшням, Трис и Жислен молчали, лишь Жак трещал, не замолкал ни на минуту. Он взвизгнул от восторга, увидев Дьяболо, и нетерпеливо дернул щеколду, закрывавшую вход в стойло.
Тристан заметил дурное настроение Жислен.
– Я действительно понятия не имел ни о чем подобном, – пробормотал он. – Я бы никогда не поставил тебя в такое положение.
Графиня по-прежнему молчала.
– Ты мне веришь?
– Да.
– Почему же тогда так сердишься?
Она скрестила руки на груди и взглянула на него:
– Потому что ты использовал меня. И этого я не потерплю.
Тристан растерянно смотрел на нее:
– Я тебя не понимаю.
– Прошлой ночью, когда ты набросился на меня, как голодный волк. Дело было не во мне. И не в твоей страсти ко мне, – голос Жислен стал громче. – Дело было в этой Ксантиппе [13] , которую ты привез из Версаля. В дурочке, в которой нет ничего такого,
13
Ксантиппа – жена афинского философа Сократа, заслужившая дурную славу вздорной и сварливой супруги. Еще во времена античности появилось много анекдотов, говоривших о дурном характере Ксантиппы и терпении, какое проявлял по отношению к ней Сократ.
– Жислен, ради бога…
– Нет, – графиня подняла руку, чтобы призвать его к молчанию. – Я не знаю, что происходит между тобой и твоей супругой. Или чего не происходит. Но дело в том, что она обладает той притягательностью, которая способна и старца, лежащего на смертном одре, заставить почувствовать себя юношей. А уж легко возбудимый мужчина, вроде тебя, с такой женой вообще не должен вылезать из постели.
Тристан замотал головой, но Жислен жестом остановила его:
– Тогда я скажу яснее. Ты хотел не меня прошлой ночью. Ты хотел ее.
Де Рассак провел рукой по волосам:
– Это не так. А даже если и так… этого больше не повторится.
– В самом деле, этого больше не повторится. Потому что с нынешнего дня двери моего дома для тебя закрыты. На будущее тебе придется поискать кого-нибудь другого, чтобы освободиться от своих разочарований.
Тристан пораженно смотрел на графиню:
– Ты ведь это не серьезно, Жислен? Мы вместе уже шесть лет. Ты же не можешь вот так просто вычеркнуть все из-за того…
– Из-за чего? – выражение ее лица не сулило ничего хорошего. – Продолжай! Или мне самой закончить? Я могу запросто откинуть все это, потому что не собираюсь спать с тобой, когда ты думаешь о другой женщине. Я могу быть неверной женой, но у меня тоже имеются принципы. И у меня есть гордость! – Она немного помолчала, а потом опустила голову: – Трис, не делай еще хуже, чем все есть на самом деле. Ты мне по-своему дорог. Я благодарна тебе за то время, что мы провели вместе.
Тристан, который уже понял, что Жислен говорит серьезно, чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.
– Ты можешь, глядя мне в глаза, сказать, что все это неправда? Что все мои утверждения вызваны ревностью, чрезмерной фантазией? – сухо спросила Жислен.
Тристан разглядывал мыски своих сапог. Он и сам желал бы это знать… Ему хотелось заключить ее в объятия и успокоить. Сказать ей, что она ошибается, что нет другой женщины, которую бы он так страстно желал, кроме нее самой. Но он не мог. И это понимание еще больше доказывало, как хорошо графиня дю Плесси-Ферток знает его. Куда лучше, чем он сам.
Тристан поднял голову и посмотрел в глаза Жислен:
– Нет, не могу.
– Хорошо. Тогда мне нечего добавить, – она обратилась к своему мужу, который, забыв обо всем, сидел на соломе, гладя жеребенка. – Пойдем, Жак. Мы уезжаем домой.
Он неохотно поднялся:
– Я тоже хочу лошадку. Маленькую, милую лошадку, которая будет только моей.
– Посмотрим. А сейчас поехали.
Она подошла к дверям стойла, ожидая Жака.
– Жислен, мне жаль. Я очень благодарен тебе за все. Ты чудесная женщина, и я никогда не забуду то время, что мы провели вместе. И если ты изменишь свое решение…