Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
Морозов понял и завершил:
– Дева-ткачиха сама оказалась целительницей. Её звали Феврония. Согласилась помочь, если князь женится на ней.
– На сестре бортника, дочери наймитки-плачей?
– возмутилась Анастасия Юрьевна.
– Пётр думал так же, - кивнул боярин.
– Несколько раз он пытался обмануть свою врачевательницу и заболевал вновь. Наконец ответил условием на условие. Феврония применяла снадобье, которое следовало втирать, попарившись в бане. Князь послал прядь льна со словами: «Коли хочет стать княгиней, пусть из этого льна сошьёт мне сорочку, порты и полотенце, пока буду мыться». Феврония прислала обрубок дерева и ответную просьбу: «Пусть князь, пока чешу его
В палату заглянул немногословный Светёныш:
– Лазутка прибыл.
Юрий Дмитрич встретил в сенях Елисея Лисицу. Боже, какое зло стряслось с престарелым разведчиком? Под глазами будто два язвенных пузыря, синий и багровый, - таковы ещё не зажившие ушибы. Нос сломан. Лучше б не улыбался: передние зубы выбиты.
– Где тебя? Кто тебя?
– растерялся князь.
– С опозданием я, - повинился несчастный вестник.
– Плохо ездить стал, сберегаю гроши на охране. На Смоленской дороге, в Волковском лесу, как с неба свалились тати. Отдал калиту. Мало! Неделю пытали: кто, куда и зачем. Едва ночью ушёл, растреножив чужого коня. Зато весть привёз!
– он поднёс щепоть к устам и причмокнул.
– Во!
Нетерпеливый Юрий Дмитрич тут же усадил пострадавшего, как он есть, и стал слушать.
Оказывается, виленским пиршественникам, предвкушавшим торжества коронации, подложили свинью польские вельможи. Испугались паны, что Литва, сделавшись королевством, вновь станет самостоятельной, отойдёт от Польши. Ягайло пил, ел да помалкивал, наверняка зная мысли своих мужей. А те, ничтоже сумняшеся, обстоятельно обо всём отписали Папе. Вот отчего задерживался римский посол, а потом и вовсе не появился в Вильне. И ещё поляки перехватили в пути Сигизмундова гонца с короной, на случай, если Витовт захочет венчаться без папского согласия. Римский же епископ запретил литвину даже мечтать о королевском венце. Многолюдные пиры в Вильне сменились неожиданной болезнью хозяина. Все смущённо разъехались.
– Ох!
– встал радостный Юрий Дмитрич.
– Это всё-таки... ну хоть что-то!
Отпустив Елисея, послав к нему Вигунта с Еской для облегчения ран, князь пригласил княгиню к совместной вечере, если освободилась. Не бесконечны же побасёнки Морозова!
В этот вечер в Столовой палате княжеская чета устроила не вечерю, а пиршество. Анастасия не меньше мужа радовалась неуспеху Витовта с королевской короной.
– Так ему, ненасытному честолюбцу! Так ему, неуёмному захватчику!
– приговаривала она.
Почивать удалились поздно. Долго не могли заснуть, тревожимые всё-таки беспросветным будущим: Витовт остаётся Витовтом, дочка его и бояре московские будут и далее тянуть с третейским судом. Где же выход?
Дабы отвлечься от тягостных рассуждений, Юрий Дмитрич спросил:
– Чем закончил Морозов? Как сложилась супружество Петра и Февронии?
– И хорошо, и плохо, - оживилась княгиня.
– Умер князь Павел. Муромский стол занял Пётр. Однако бояре не хотели видеть княгиню в Февронии, жён своих ради: не служить же боярыням дочери и сестре древолазца! Пытались оклеветать - безуспешно. Неистово и бесстыдно заявили Петру: пусть берет добра, сколько хочет, и уйдёт, куда хочет, а он женится на другой, благородной. Князь - наотрез. Тогда они начали, как псы, лаяться, ибо каждый в уме своём помышлял о княжеской власти. Пётр не выдержал, назвал эту власть помётом и уехал с женой из Мурома.
– Тем всё и кончилось?
– разочаровался Юрий Дмитрич.
– Нет, - возразила Анастасия.
– Вельможи муромские в борьбе за власть перебили друг друга. Муромчане послали за Петром и Февронией. Оба вернулись, княжили справедливо
– Так завершается баснословие, - подытожил князь.
– Это истина!
– возразила княгиня.
– Главное было дальше. Вопреки желанию умерших, их погребли в двух разных гробах, а не в одном, заготовленном при жизни. На следующий день обнаружилось, - оба вместе. Так продолжалось трижды, и вельможи, наконец, уступили: в муромской княжеской усыпальнице теперь стоит один двойной гроб [94] . Ты не заснул ли, мой свет?
94
Под иноческими именами Петра и Февронии разумеются реальные князь и княгиня Муромские. В 20-х годах ХIII в. в Муроме княжил Давид Юрьевич. Дочь бортника действительно излечила его от тяжёлой болезни и стала княгиней, хотя бояре противились этому. О княжеской чете в XV в. написана известная «Повесть о Петре и Февронии». Супруги любили друг друга, умерли в один день и, согласно завещанию, погребены в одном гробу.
Анастасия Юрьевна изготовилась последовать за супругом в царство сна, да шум, голоса и топот испугали её.
Громче, ближе. Яснее ясного: шли на женскую половину терема. Но отчего мужские шаги?
– Нельзя! Нельзя!
– завизжала Васса.
– Бу-бу-бу!
– возражал густой голос, не поймёшь что.
Княгиня нащупала руку князя, принялась трясти:
– Юрий, встань! Беда!
Села, укрывшись до подбородка покровом. Князь вскочил в белой до пят сорочке, зажёг свечу, схватился за меч, что всегда был рядом.
– Эй, кто там? Стража!
Осоловело глядя, возник в двери Ивашка Светёныш. Этот слуга на сей раз изменил обычной своей молчаливости:
– Витовт помер!
– закричал он.
– Упал с лошади и помер. Только что прискакал к Елисейке гонец. Сам Лисица ожидает в сенях.
Князь неповинующимися ногами последовал за Светёнышем. При виде главного разведчика, обмотанного повязками после разбойных ран, князь открыл рот, собираясь задать самый важный вопрос, ещё не зная, о чём. Лисица опередил господина:
– Новый великий князь в Вильне, на престоле литовском...
– начал возглашать он, как бирюч.
– Внемли, господине, и возблагодари Господа... Новый литовский великий князь - Свидригайло Ольгердович, твой любительный давний приятель!
6
Тихая, гладкая, ничем не колеблемая жизнь в Галицком княжеском тереме вдруг вскипела, будто под ней разожгли огонь. В тот же день, когда Елисей Лисица возвестил смерть Витовта и вокняжение Свидригайлы, Юрий Дмитрич отправил Морозова и Чешка в Москву с грамотой о том; что все прошлые договоры с племянником расторгаются. Вместо толчения воды в ступе он указал два исхода продолжительной распри: или немедленный суд в Орде, или пусть Бог рассудит, то есть - война!
– Не излишне ли резко?
– заметил Морозов, когда князь подписывал грамоту.
– Резко, да веско!
– проворчал Юрий Дмитрич. И присовокупил: - Устал я от всего этого. Надобен хоть какой-то конец.
По отъезде послов сидели в Крестовой вдвоём с княгиней.
– Всю ночь не могла заснуть, - сетовала бледная Анастасия.
– Мысли сражались в голове. Одолевала та, что племянник, как пять лет назад, пошлёт войско и мы снова побежим к Нижнему.
Муж возразил:
– Не посмеет. Я за пять лет стал впятеро сильней.