Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

–  Не напугать, - возразил Василий.
– Обрадовать. Лишь опасаюсь: не была бы радость чрезмерной.

И сызнова - разговор о тесте. Оказывается, обжёгшийся на Орде Витовт опять тянет лапу к московским землям. Зарится на Псков, Новгород. Василий, угрожаемый воинственным темником, теснимый жадным литвином, размышлял: от кого начать отбиваться? А главное, с кем начать? Нужен мощный союзник! Кто бы мог им стать?

–  Тверь!
– ткнул пальцем в небо Юрий.

Василий покачал головой:

–  Иван Тверской, не успев сделаться великим князем, отправил к Эдигею посла с верноподданническими

заверениями.

–  Рязань!
– продолжал гадать Юрий.

Брат махнул рукой:

–  Олег Рязанский на ладан дышит, а сын его Фёдор левым оком глядит на Москву, правым на Орду.

Юрий подумал о немцах, поляках, но даже не произнёс этих мыслей вслух. Сдаваясь, пожал плечами. И тут государь-братец сразил его, назвав союзника:

–  Одноименец твой, Юрий Святославич Смоленский!

У Юрия стены закружились перед глазами. Возникло чистой белизны облако, постепенно принимая очертания человека, оно явило девичий облик. Узнал тонкий стан, вдохновенный лик, гордую осанку. Сами собой вырвались грустные, страдальческие слова:

–  У её отца нет своего княжества. Смоленск захвачен Витовтом. Князь-изгой неподходящий союзник.

–  Её отца!
– понимающе хмыкнул брат. И ещё раз обрадовал: - Помнишь Елисея Лисицу?
– На Юрьев кивок разъяснил: - Сей опытный лис был мною заслан в Смоленск. Там поднимают голову противолитовские силы. Народ готов к бунту. Твой будущий тесть может взять город малым войском, которое мы ему предоставим. Он опять станет крепок, да ещё независим. Погляжу я, как вытянется Витовтов лик!

Юрий задал важный вопрос:

–  Что на сей счёт говорят бояре?

–  Оба Ивана - за!
– сообщил Василий, имея в виду Всеволожа и Кошкина.
– Остальные - с ними. Лишь старики чешут бороды.

В комнате воцарилась приятная тишина. Уютно потрескивали дрова в печи. Низкое зимнее солнышко сквозь оконце всё окрашивало розовыми оттенками: белёные стены, брусчатый потолок, штучный дубовый пол. Хотелось думать о благостном или предаваться спокойной тихой беседе.

–  Знаешь, друже?
– улыбался брату Василий.
– Нет, ты не знаешь, что матунька тебя родила в сорочке. Тебе во всём, всегда и везде везёт. Во Пскове отменно встретил мою жену.

–  То-то теперь у неё в недругах хожу, - возразил Юрий.

–  Торжок отторг от непокорного Новгорода, - пропустил его слова мимо ушей старший брат.

–  То-то семьдесят новоторжцев были лишены жизней самым свирепым образом!
– не мог забыть Юрий.

Василий пристукнул ладонью по столу.

–  Великие Булгары взял приступом!

–  Воеводы брали, - отмахнулся младший брат.

–  Завтра без воевод, одного пошлю, - пригрозил государь.
– Едешь с большой охраной в Коломну. Встретишь на рязанской границе от моего имени Юрия Святославича с семьёй и ближними людьми.
– Василий встал из-за стола и подчёркнуто повторил: - С семьёй!
– На том, полагая разговору конец, направился к двери. Вышел с многозначительными словами: - Сам буду твоим сватом, Гюрька. Токмо старайся! Чтобы Смоленский был целиком наш, до малой косточки!

Юрий не сразу собрался с силами встать. Слишком счастливой казалась трудная государева задача. И трудна-то

она была именно своим большим счастьем.

Вышел из златоверхого терема. У крыльца - серебристая ель: так и рванулся её обнять. Еле сдержал себя. В изумрудной подбелённой снегом красавице увидел Анастасию. Не замечал ветра в лицо, не ощущал жгучести пурги, торопливо склонился, втянув руки, уловить хвост позёмки. Он показался тонким, кружевным, длинным, волочащимся по земле подолом Анастасиина платья. Дома чуть не поднёс к губам нежный белый цветок, выращиваемый девкой Палашкой в деревянном горшке у окна в столовой палате. Лепестки походили на благосклонно протянутую руку Анастасии. Она, как хозяйка, встретила в красном углу сеней, но это оказался длинный убрусец, свесившийся с иконы. О, пламя блаженства - Анастасия! Она уже в его спальне, готовая разделить с ним ложе.

Юрий встал, спрятал глаза в ладонях:

–  Нет, не могу, не могу, не дождусь, не выживу!

И хвала Небесам! Появился Галицкий. Залихватские усы - один прямой, другой с завитком. Взор смеющийся, всё до дна постигающий.

–  Дядька Борис, едем со мной в Коломну!

–  Бывший кормиличич - жениху не дядька, - раболепно склонился потомок галицких княжат.

Оказывается, будучи в златоверхом тереме, он узнал о предстоящей поездке и вот пришёл с предложением: осмотреть невиданную карету, предмет новейшего искусства лучших немецких мастеров, загодя присмотренную и на все сбережения выкупленную ради невесты своего князя.

Юрий накинул лисий тулуп. Чуть не бегом сошли в задний двор. Конюший распахнул во всю ширь ворота бревенчатого амбара. Князь ахнул.

Карета стояла так, что сразу была видна вся. В дверных оконцах не слюда, а стекло. На крыше золотые яблоки. Обшивка из шкуры пардуса. Ручки - райские птицы. Полозья - неведомо из чего - гибкие, - не трясись, а плыви!

–  Опробуй рукой сиденье, что будет покоить зад твоей прелести, - попросил Галицкий.

Князь готов был прибить за такое. Однако дар верного слуги сковал и поверг в неизреченную благодарность.

–  Ты... от тебя... только это, именно это буду помнить до смерти!

Вернулись. Таких въедливых, кропотливых сборов у Юрия не было никогда. Предстояло безошибочно выбрать, какой кафтан надеть да под какое корзно.

–  Камни? Серебро? Нет, цепь, её вид забористее.

Галицкий неодобрительно ворчал:

–  В ущерб себе не фуфырься. Не сбивай с толку умницу.

–  Ты прав.
– Юрий во всём соглашался с всеведущим.
– Она не только умница, но и скромница. Для неё злато - тьфу! Ей подай незримое. Не каждый в силах увидеть ценности, милые её сердцу.

Сборы завершились, когда часовой на Фроловской башне пробил первый час дня.

За тёплым порогом путников ждали солнце - в глаза, мороз - на кожу да снег - за ворот.

Ветер на счастье оказался попутным. Как ни свирепствовал он на открытом месте, а чувствовалось, можно ускакать от шального. Достанет, да вполсилы.

В селе Стромынь многочисленная охрана заняла всю корчму. Князю подали утренничать в отдельном покое на хозяйском верху. Однако и здесь нижний гомон мешал собираться с мыслями. Да и кусок не лез в горло.