Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

–  Здрав буди, князь!

–  Каково здравствуешь, Юрий Дмитрич?

–  Благодарствую. Здоровы ли прибыли?

Уже в приёмной палате, пообнимавшись с друзьями, Юрий отослал слуг, заметив, что остаётся наедине не только с Галицким и Морозовым, но и с третьим прибывшим. Сами они не только против этого, а воспринимают как должное, освобождают новичку место перед князем. Гостям предстоит краткий отдых в отведённых спальнях, потом - баня, после неё - застолье с хозяевами. Сейчас князю хотелось бы перемолвиться несколькими, наиболее важными, касающимися лишь двоих, словами. А тут - третий лишний! Что за невидаль?

Согнулся перед Юрием в поясном поклоне, коснулся пола перстами правой руки, представился:

–

 Государев дьяк Алексей Стромилов.

Князь поднял брови:

–  А где Ачкасов?

Хотя понимал: не ехать же старику на край света!

–  Тимофей занедужил, - пояснил Галицкий.

Алексей Стромилов не славился громовым ачкасовским голосом, да он и вещать ничего не стал, просто протянул свиток, скреплённый великокняжеской печатью Василия. Юрий отпустил гостей готовиться к трапезе, потом удалился в свой покой, присел в одиночестве к светлевшему слюдяному оконцу, да ещё трёхсвечник возжёг, и с трепетом развернул послание.

При первых строках напряжённость спала, собравшиеся было морщинки разгладились. Государь доволен его поездкой! Задача, почитай, выполнена. Все договора с Вяткой приняты Москвой. Юрий положил на колени лист: кажется, дорога домой открыта. Но нужно дочитать...

Чтение, чем дальше, тем больше, повергало в уныние.

Брат писал, что новгородцы живут с ним в мире более притворном, нежели искреннем. Не перестают досаждать. Несмотря на то, что наслаждаются внутренним гражданским спокойствием, выдвигают всё новые требования. Например, воевать и мириться по собственной воле, а не с согласия государя московского. Эта строптивость требует наказания. Юрию необходимо изыскать силы и побеспокоить новгородское Заволочье. Хорошо бы напасть на Двинскую землю и досадить Новгороду, будто действуя без всякого сношения с Москвой. Это самая важная, последняя задача. Возвращение домой со щитом вполне достойно чести и славы второго по старшинству князя.

Юрий бросил лист. Хитро сказано: последняя задача. Самая важная? Самая глупая! Вспомнил встречу Витовтовны, поход с дядюшкой на Торжок, войну с булгарами, разведку в стане Эдигея, наконец, бескровное присоединение Вятки. Теперь... Нет, это вовсе уж постыдное дело. Он не способен воевать Заволочье. Не тать, не татарин, не нехристь! Однако же государево слово... Ох, задира-братец! Притом - я не я и хата не моя!

Другой вопрос: почему Юрий именуется вторым по старшинству князем? Первый - дядюшка Владимир Храбрый, второй - сам государь Василий. Место, стало быть, остаётся третье. С каким умыслом просчёт? Скорее всего, описка.

В столовой палате вскоре собрались трое приезжих и хозяин с хозяйкой. Княгиня выслушала московские новости, потрапезовав, удалилась, сославшись на простудную немочь. А новости - самые разные, одна занятней другой. Во- первых, возвращению перемётчика Свидригайло не обрадовались государи-братья в Польше и Литве, ни родной Ягайло, ни двуродный Витовт. Осрамившегося героя схватили в Кременце, заковали в цепи, заключили в темницу. Томится в ней до сей поры. Во-вторых, Эдигея по возвращении из похода преследовали несчастья. Его ставленник Булат-Салтан умер. Тохтамышевы сыновья, хотя и не одолели великого темника, однако очень усилились. В Больших Сараях Эдигей посадил нового ставленника Тимур-Хана. Дабы прочней привязать, женил на одной из своих дочерей. И, всуе! Через несколько месяцев зять поднял оружие против тестя. Тут счастье повернулось задом к эмиру. Он был разбит и бежал в Хорезм. Правда, и Тимур-Хан не воспользовался своей победой. Его свергнул сын Тохтамыша Джалал ад-Дин.

При этом имени Юрий живо представил гололицего толстячка в русской княжеской шапке с соболиной опушкой, и мысленно отметил: «Тегиня теперь пошёл в гору!»

Семён Фёдорович Морозов, недавно вернувшийся

из Смоленска, обратил общее внимание от ордынских дел к польско-литовским. Он напомнил о Виленском сейме десятилетней давности, где было определено, что по смерти Витовта Литва возвращается снова под власть Ягайла. Если же прежде умрёт последний, тогда - есть упорный слух об ещё одной, тайной, договорённости - тогда Витовт становится польским королём. Позднее был Городельский сейм, уравнявший в правах дворянство литовское с польским. Такой крепкий союз быстро обрёл силу и вскоре смог противостоять даже железному немецкому Ордену. Повод для испытания сил подали завоёванные крестоносцами коренные народы. Пруссы смирились, жмудины же подняли восстание. Их поддержал Витовт. Несколько лет он с переменным успехом сражался с рыцарями. Наконец, вместе с Ягайлом встретил орденские войска под Грюнвальдом. Союзники вдвое превосходили немцев: вся захваченная Литвой Русь пополняла их силу. Вначале одолевали рыцари, но стойкость русских полков позволила Витовту поправить дело. Немцев постигло страшное поражение. Великий магистр Ульрих фон Юнгинген был убит, десятки тысяч воинов Ордена погибли или попали в плен. Сейчас можно уверенно говорить: Тевтонскому Ордену в Пруссии - конец. Правда, осталась половина его - Орден Меченосцев в Ливонии, до сих пор угрожающий Пскову и Новгороду.

Долгим повествованием Морозова завершилось застолье. Утомлённые дальней дорогой гости разошлись почивать. Затих терем: угомонилась челядь, заснули гости. Лишь Борис Галицкий уединился с князем в его покое.

–  Гляжу, Юрий Дмитрич, лица на тебе нет, - вздохнул бывший дядька.
– Постыла вятская жизнь, соскучился по московской?

–  Не то, - отмахнулся князь.
– Постылы братние задачи.

И рассказал о содержании свитка, привезённого дьяком.

Борис понуро свесил залихватские усы и задумался. Долго длилось молчание. Наконец, хитроумный боярин задал, казалось бы, пустячный вопрос:

–  Как тебе нравится Глеб Семёныч?

–  Вовсе не нравится, - сказал князь.
– Переговорщик из него аховый. Нет-нет да и помяну тебя дурным словом за такого помощника.

Галицкий вскинул голову, покрутил усы:

–  Не по праву гнев твой, господине. Я сватал не дипломатика, а пройдоху. Вот и пошли его с глаз долой. Пусть воюет двинян да злит новгородцев.

Князь ещё больше раздосадовался:

–  Суесловие, да и только! Воевать - нужна рать. А у меня нет даже своей дружины. Что твой пройдоха, Аника-воин?

Борис далее не стал спорить. Почесал за ухом, пощипал голый подбородок. Лик его помрачнел, как небо перед затмением.

–  Много тебе, князь Юрий, привезли новостей, - сказал печально.
– Одной лишь не сообщили. У Морозова не повернулся язык, у дьяка тем более.

Юрий насторожился:

–  Так хоть ты наберись храбрости.

–  Наберусь, - вздохнул Галицкий. И встал.
– Дядюшка твой Владимир Андреевич, славный витязь Донского побоища, прозванный Храбрым...

–  Что-о?
– поднялся вслед за ним Юрий.
– Ты хочешь сказать...

Бывший дядька перекрестился:

–  Воистину так. Ещё на Страстной неделе князь Серпуховской приказал долго жить.

Юрий опустился на лавку, спрятал лицо в ладонях и ощутил, что они мокры. Разум не воспринимал случившегося. Родителева кончина была тяжёлой, но... Дядя - ближе отца? Теперь прояснилось: вот почему брат назвал Юрия вторым по старшинству в Калитином роде. Первым стал он сам.

Борис тем временем повествовал о завещании внука Калиты, согласно коему дети и сыновья поручаются великому князю, старшему сыну Ивану даётся Серпухов, Семёну - Боровск, Ярославу - Малоярославец, названный его именем, Андрею - Радонеж, Василию - Перемышль и Углич, супруге - множество сел.