Плененная горцем
Шрифт:
— Амелия никому ничего не расскажет, — ответил Дункан. — Она дала мне слово.
Ангус презрительно фыркнул.
— И ты, кажется, ей поверил? Поверил слову англичанки?
— Да, я ей доверяю.
— Дункан, где твой здравый смысл? У тебя ведь есть голова на плечах!
Волна гнева захлестнула Дункана, и он поднялся с кресла.
— О каком здравомыслии ты говоришь? Я вызываю омерзение у женщины, которую хотел сделать своей женой! Она считает меня еще худшим чудовищем, чем этот насильник и мародер Ричард Беннетт. Она, может, уже вынашивает моего ребенка, а я об этом никогда не узнаю.
Дункан слышал,
— И у меня теперь нет оружия, — продолжал Дункан. — Оно лежит на дне озера Лох-Шил.
— Какого черта, Дункан! Что оно там делает?
Он ущипнул себя за переносицу.
— Я не могу тебе этого объяснить. Я почти ничего не помню. Все, что я знаю, — это то, что оно тянуло меня на дно, и если бы я его не бросил, я бы, скорее всего, утонул.
— Но как же меч твоего отца? Он его тебе передал.
— Ему сто лет, — кивнул Дункан. — Ты думаешь, я этого не помню? — Он подошел к окну и ударил кулаком по каменному подоконнику. — Мне кажется, я сошел с ума.
Он долго стоял у окна, глядя на озеро, пока не ощутил на плече руку Ангуса.
— Сражайся, Дункан. Это то, для чего ты был создан. Это вернет тебе рассудок. Доверься мне. Я завтра уезжаю. Поехали со мной.
Дункан стряхнул руку друга с плеча.
— Нет! Это только усугубит мое безумие. Я не могу этого сделать. Здесь нужно что-то другое.
— О чем ты говоришь?
Он обернулся к Ангусу.
— Я говорю о том, что Мяснику пора на покой. Я сделал то, что намеревался. Я отомстил гнусному ублюдку, который изнасиловал и убил Муиру. Но теперь с этим покончено. Я больше не буду убивать.
— Дункан, послушай меня…
— Нет! Я больше не желаю слышать ни единого слова! Пойди и скажи Фергусу и Гавину, чтобы они ждали меня у пещеры. Мы поговорим о том, что нужно сделать. Вы все свободные люди, и, если захотите действовать самостоятельно, я не собираюсь вас останавливать. Я сделаю все возможное, чтобы никто не узнал, кто вы на самом деле. Но я не могу к вам присоединиться, Ангус. С этим покончено. Я приложу все усилия к тому, чтобы вернуть Амелию.
Ангус нахмурился.
— Я ее люблю. Мне без нее не жить.
Он ее любил. Любил!
Ангус обеспокоенно шагнул вперед.
— Ты совершаешь ошибку. Она англичанка, она не понимает нашего образа жизни.
— Она понимает больше, чем ты думаешь, Ангус, А теперь, пожалуйста, уходи, Я приду к пещере завтра на закате. Единственное, что у меня осталось от Мясника, — это его щит. Я принесу его и отдам тебе, если ты желаешь продолжать борьбу. Если таков твой выбор, я буду уважать его. Ты мой друг, Ангус, и я никогда тебя не предам. Но я не пойду с тобой.
Ангус потрясенно кивнул и, пятясь, вышел из комнаты. Дункан опустился в кресло и посмотрел на портрет матери. Затем он положил одну ладонь на другую и прижал обе руки ко лбу.
Итак, решено. Мясника больше нет. Он будет бороться каким-либо иным образом. И еще… Пока не зная как, он собирался убедить Амелию простить его. Он должен искупить свою вину и заново заслужить такой великий дар, как ее уважение.
Глава двадцать четвертая
Дункан стоял у входа в пещеру, в которую он привез Амелию в утро ее похищения, и ожидал,
Эта мысль показалась ему странной, потому что это его руки всегда были обагрены кровью и пока ему не удавалось их отмыть. Ему казалось, он никогда их не отмоет. Во всяком случае, до конца.
Я не могу выйти за тебя замуж. Я не могу быть с человеком, который отнимает чужую жизнь и ничего при этом не чувствует.
За последние несколько дней у него было много времени, чтобы поразмыслить над этими словами, То, что он о себе узнал, давало ему надежду на искупление; он что-то чувствовал. А если говорить точнее, то чувств было очень много. Возможно, он и не сожалел о том, что отнял жизнь у Ричарда Беннетта, и поступил бы точно так же, сложись обстоятельства снова подобным образом. Но вот отчаяние… Оно в его душе всегда присутствовало и было весьма сильным. Он всегда оплакивал страдания каждого человеческого существа, даже Беннетта, которого безжалостно избивал его собственный отец. Эта ситуация Дункану была известна слишком хорошо. У них с Ричардом Беннеттом было много общего. И все же они были разными, потому что Дункану чужие страдания удовольствия не доставляли. Он делал все, что мог, чтобы их предотвратить. Именно поэтому он и присоединился к восстанию — что бы защитить свободу и безопасность своих соотечественников, женщин в том числе.
А также Амелии. Особенно Амелии.
Но, поступая таким образом, он мучился из-за каждой жизни, которую отнимал на поле боя, даже если он это делал, защищаясь. Ему хотелось, чтобы мир был добрее и лучше. Именно поэтому он и пришел сегодня в эту пещеру.
Дункан снял щит со спины, опустился на колени и сунул руку в спорран в поисках огнива, которое принес с собой. Мгновение спустя он разглядывал щит, скользя пальцем по сверкающему агату в его центре. В свете костра камень переливался всеми цветами радуги.
Он намеревался сегодня вечером подарить этот щит Ангусу, потому что тот стремился продолжить дело Мясника. В этом Дункан не сомневался. Он не желал влиять на решение Ангуса, но вначале хотел предложить ему другую возможность…
Конский топот приближался. Всадники спешились у входа в пещеру. Дункан закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Теперь все будет иначе.
Он услышал, как его друзья вошли в пещеру и присоединились к нему у костра. Затем он открыл глаза и, подняв голову, встретился взглядом с английским красным мундиром, вокруг которого толпились еще трое солдат. Дуло мушкета каждого из них было направлено прямо ему в голову.
У него что-то перевернулось внутри, потому что он тут же узнал их командира.
Это был тот самый офицер, который попытался изнасиловать Амелию на пляже и которому Дункан сохранил жизнь.
— Молодцы, парни, — гнусно улыбаясь, заявил одутловатый англичанин. — Похоже, нам удалось поймать Мясника.
Он размахнулся и прикладом мушкета изо всех сил ударил Дункана в висок.
Амелия проснулась оттого, что кто-то громко стучал в ее дверь.