Плененные шахматами
Шрифт:
– Я – первая женщина на таком посту, поэтому пошла пешкой не от короля, а от «королевы».
Тур начался, а соперник Ломбарди исчез. Оказалось, что он никогда не начинал партии ходом пешки от ферзя и не знал, как играть дальше. Только после того как ему объяснили, что этот ход был лишь символическим и он может «переходить», партия началась…
Очень просто поступил в аналогичной ситуации аргентинский гроссмейстер Мигуэль Найдорф. Последний тур командного матча советских и аргентинских шахматистов (Буэнос-Айрес, 1954 год) посетил президент Аргентины. Перед началом игры, попозировав
В день первого тура этого же соревнования команда советских шахматистов собралась утром в гостинице, чтобы определить, какие дебюты играть вечером. Беседовали с каждым по порядку. Затруднений ни у кого не возникало, пока очередь не дошла до Бронштейна.
Молодой гроссмейстер неожиданно заявил, что не знает, как начать игру.
– Но ведь ты же две недели готовился к встрече с Найдорфом! Как все-таки думаешь играть 1. e2-e4 или 1. d2-d4? – спросили коллеги у Бронштейна.
– Я, конечно могу пойти 1. e2-e4 и выиграть, но ведь это же скучно) – последовал ответ, повергнувший десятерых гроссмейстеров в недоумение.
Все же, несмотря на «скуку» предстоящего выигрыша, Бронштейну посоветовали начать партию ходом именно королевской пешки. Он так и сделал. Партия закончилась быстрой победой советского шахматиста.
С тех пор в интересах команды Бронштейн стал играть в международных матчах самое «скучное» для него начало.
В 1561 году испанец Руи де Сегура Лопес издал «Книгу об изобретательности и искусстве игры в шахматы». В дебютном разделе по поводу 1. c2-c4 он писал:
«Этот ход настолько плох, что даже самый скверный игрок никогда не сделает его, находясь в здравом уме и твердой памяти».
Несмотря на такую характеристику, международный мастер Карл Карльс (ФРГ) белыми играл только 1. c2-c4.
Явившись на очередную партию небольшого турнира, он сел за доску и взялся за пешку «c», чтобы двинуть ее вперед, но пешка осталась на месте…
Шутники, зная о привычке мастера, приклеили пешку к доске.
За ходом ход
Какое продолжение изберет гроссмейстер? Нередко такой вопрос задают себе, глядя на демонстрационные доски, пытливые болельщики. Иногда ходы угадываются легко. Нана Александрия и Ирина Левитина в финальном матче претенденток (Москва, 1975 год), играя белыми, на первом ходу постоянно двигали королевскую пешку на два поля. Находчивый демонстратор смело делал этот ход на большой доске еще до прихода шахматисток.
Есть шахматисты, ходы которых чрезвычайно трудно угадать. Неоднократно играл в чемпионатах СССР мастер Николай Копылов.
Будучи очень сильным шахматистом, он отличался своеобразными довольно оригинальными взглядами. Его замыслы, избираемые им ходы настолько не вязались с общими представлениями, что однажды присутствовавшие в качестве зрителей мастера придумали забавную игру – старались угадать, какой ход сделает Копылов.
Это была нелегкая задача. Необычные замыслы мастера ставили в тупик многих знаменитых шахматистов.
Минский гроссмейстер Исаак Болеславский высоко ценил в шахматах красоту. На мемориале Алехина (Москва, 1975 год) Болеславский, кивнув на демонстрационную доску, сказал сидящим рядом зрителям:
– Смотрите, какой уродливый ход. Даже если он самый сильный, я бы его не сделал…
Необычную оценку своему первому ходу в партии с Хосе-Раулем Капабланкой (Москва, 1936 год) дал Эммануил Ласкер. Партия протекала при заметном преимуществе кубинца. К ничейному ее исходу Ласкер отнесся философски: «Капабланка, вероятно, мог сыграть лучше. Но где я мог сыграть лучше в этой партии – не представляю. Все время я играл лучшим образом и постепенно выравнивал положение. Очевидно, единственным моим слабым ходом был 1. …d5 в ответ на 1. d4».
Ласкера как-то осуждали за ход, сделанный им в одной партии против темпераментного Давида Яновского. На критику чемпион мира ответил полушутя:
– Против Тарраша я бы такого хода не сделал – если бы осмелился, то, по всей вероятности, партию проиграл. Однако против Яновского этот ход вел к победе.
Многие боятся сильных ходов соперника, но бывает и наоборот. Об американском гроссмейстере Сэмюэле Решевском Давид Бронштейн рассказывал:
– В шахматах надо уметь радоваться сильному, неожиданному ходу партнера. Лицо Решевского озарялось, когда при ограниченном у него времени соперник делал именно такой ход. Решевский преображался, весь его облик выражал одно чувство: «Наконец-то я получил задачу, достойную моего ума». От восторга он подпрыгивал ка стуле, смотрел на часы, на доску и часто в этой стрессовой ситуации находил феноменальное решение.
Бывает, что угадать ход под силу только специалистам. Очередную турнирную партию (Гамбург, 1910 год) немецкий мастер Фриц Кенляйн начал обычным движением: 1. e2-e4. Его противник, Арон Нимцович, сначала поправил пешку, а потом стал сосредоточенно ее рассматривать. Не обнаружив в пешке ничего особенного, он перевел взгляд на потолок, а минут через пять стал смотреть на свои руки, будто подсчитывая количество пальцев. Убедившись, что все на месте, Нимцович встал из-за стола и, не торопясь, стал прогуливаться по залу, внимательно рассматривая картины на стенах. Спустя некоторое время он вновь подошел к своему столику, взял в руки красивую красную карточку – рекламу новых шахматных часов – и с большой заинтересованностью занялся изучением достоинств новинки. Ответного хода все не было. Кто-то из зрителей не выдержал:
– Что происходит с маэстро?
Ясность внес один авторитетный болельщик.
– Не волнуйтесь, – успокоил он окружающих, – сомнений нет: Нимцович сыграет 1. …c6.
Действительно, вскоре была разыграна защита Каро–Канн.
На алтарь победы
Лучшего развития или других позиционных выгод шахматисты нередко достигают путем жертв – добровольного предоставления сопернику материального преимущества. Стиль игры Михаила Таля в период достижения им самых больших успехов был немыслим без жертв.