Пленница былой любви

Махмуди Бетти

Появление газеты внесло и некоторую перемену в отношении Муди ко мне. Домой он приходил теперь каждый вечер, принося мне «Хаян», а иногда и какие-нибудь сладости.

– Клубника, – сообщил он, вернувшись как-то под вечер.

Я знала, что она дорогая и ее трудно достать.

Прошел почти год, как последний раз я лакомилась этими душистыми ягодами. Они здесь были мелкие и сухие, да и на вкус не лучшие, но тогда они показались мне необыкновенно вкусными. Я проглотила три ягодки и не без усилия сдержалась, чтобы не съесть еще.

– Отнеси ее Махтаб, – попросила

я.

– Хорошо, – согласился он.

Временами он был относительно спокойным и даже расположен к разговору, а порой держался на расстоянии и возбуждал во мне страх. И хотя я постоянно спрашивала у него о Махтаб, он оставался глух к моим вопросам.

Мрачные дни сменяли друг друга…

Однажды среди ночи нас разбудил звонок у входной двери. Всегда готовый к защите от преследовавших его демонов, Муди вскочил с постели и подбежал к окну. Пробудившись от тяжелого сна, я услышала голос Мостафы, третьего сына Баба Наджи и Амми Бозорг.

– Что случилось? – спросила я, когда Муди вернулся в спальню и стал торопливо одеваться.

– Заболела Махтаб, – ответил он. – Я должен ехать.

Сердце у меня тревожно забилось.

– Позволь мне поехать с тобой! – умоляла я.

– Нет, ты останешься здесь.

– Прошу тебя, привези ее домой.

– Нет, я никогда ее сюда не привезу.

Когда он шел к двери, я выскочила из постели и побежала за ним, готовая мчаться по улицам Тегерана в ночной сорочке, чтобы только очутиться рядом с моей девочкой.

Муди оттолкнул меня и закрыл дверь на ключ. Я была в близком к панике состоянии. Махтаб больна! Моя дочурка так больна, что пришлось среди ночи послать Мостафу за Муди. Отвезет ли он ее в больницу? Неужели она так серьезно больна? Что это за болезнь? «Моя девочка! Моя девочка! Боже, помоги нам!» – рыдала я.

В течение этой бесконечной ночи, проведенной в слезах и отчаянии, я пыталась проанализировать новую информацию о Махтаб. Но почему Моста-фа?..

Потом я вспомнила, что ведь Мостафа и его жена Малюк живут через три дома от нас. Видимо, Муди это место показалось подходящим, чтобы спрятать Махтаб. Моя дочурка была знакома с ними и хорошо играла с их детьми. В конце концов, Малюк была несколько более доброжелательной и более симпатичной, чем остальные члены семьи. При мысли, что Махтаб у них, мне стало легче, но не настолько, чтобы успокоить мое исстрадавшееся сердце. Больше всего ребенку во время болезни нужна мать. Я предпринимала усилия, чтобы хоть мысленно передать ей мою любовь и принести облегчение. Я надеялась, молилась, чтобы она услышала меня, почувствовала мое беспокойство о ней.

На протяжении прошедших недель я считала, что мои горести достигли предела, но сейчас я поняла, что это не так. Время остановилось. Наконец начало светать, а я была в полном неведении. Утро тянулось еще медленнее. С каждым ударом мое сердце разрывалось, кричало от отчаяния: Махтаб! Махтаб! Я не могла есть, не могла спать.

Делать я тоже ничего не могла.

Перед глазами стояла моя бедная девочка, испуганная, брошенная, в больничной кровати.

Тревожная и мучительная вторая половина

дня превратилась в бесконечность. Это был, пожалуй, самый длинный день моего заключения.

Вдруг меня охватила ярость. Я вскочила с постели, выглянула в окно спальни, и на соседнем дворе увидела женщину. Это была служанка, старая женщина в чадре. Она наклонялась над бассейном декоративного фонтана, чтобы помыть одной рукой посуду. Я видела ее за этой работой уже не раз, но мы никогда не разговаривали.

Я молниеносно приняла решение. Я убегу из этой тюрьмы, доберусь до дома Мостафы и спасу моего ребенка. Слишком ошеломленная, чтобы мыслить логично, я не задумывалась о последствиях. Что бы ни произошло, я должна немедленно увидеть мою девочку!

На выходящем во двор окне не было решетки. Я подвинула к нему стул, встала на него и прошла по подоконнику, ища узкий выступ, который выходил на пять сантиметров от внешней стены дома.

Стоя на выступе, судорожно сжимая руки на раме окна, я была только в шаге от крыши одноэтажного дома, находящегося рядом.

Я повернула голову и позвала:

– Ханум!

Старая женщина быстро повернулась ко мне.

– Вы говорите по-английски? – спросила я.

Я надеялась, что мы договоримся, и она позволит мне перебраться на крышу, а потом через дом я выйду на улицу.

Однако в ответ на мой вопрос женщина подхватила свою чадру и убежала в дом.

Я осторожно начала возвращаться. Мне не приходилось рассчитывать на помощь, выйти отсюда я не смогу. Я металась по комнатам в поисках какого-нибудь решения.

Надо хоть чем-нибудь занять себя.

Я снова перевернула библиотеку Муди в надежде найти что-нибудь на английском, чего еще не прочла от корки до корки. Мне попалась брошюра из четырех страниц, которая завалилась за стопку книг. Я не видела ее прежде. Это было нечто типа справочника, который содержал подробное описание мусульманских молитв для определенных ритуалов.

Я села на пол и очень внимательно прочла брошюру. Мое внимание привлекло описание ритуала наср.

Наср – это торжественная присяга на верность Аллаху, что-то вроде клятвы. Реза и Эссей совершили наср. Если Аллах сделает так, что ноги Мехди будут излечены, родители обязуются каждый год поставлять в мечеть тазы хлеба, сыра, сабзи и других продуктов, чтобы их отдавали нуждающимся.

Репродуктор на улице сзывал к молитве. Слезы текли по моим щекам, когда я совершала ритуальное омовение и надевала чадру. Я знала, что следует делать: совершить наср.

Забыв, что смешиваю понятия ислама и христианства, я громко говорила: «О Аллах! Обещаю, если Махтаб и я снова соединимся и благополучно вернемся домой, я отправлюсь в Иерусалим, к Святой земле. Это мой наср». Затем по книге я вслух читала с истинным преклонением и преданностью длинную специальную молитву по-арабски. Отрезанная от мира, я непосредственно говорила с Богом.

Наступил вечер. Сидя на полу, я старалась чтением скоротать время.

Вдруг погас свет. Впервые за многие недели пронзительный вой сирен, предупреждающих о налете, донесся до моего уже и так воспаленного мозга.